Иосиф Кобзон - Как перед Богом Страница 27

— А я буду мешать, — нарочито по-детски прерывает его Неля. Красивой женщине скушно. Ее настроение не меняет даже французское вино. Да… Она такая: то предельно серьезная и жесткая, то как прелестный непослушный ребенок.

Красивой женщине все можно… И почти все от нее — в радость!

Посмотрите на мои руки!

…Помню, я, Никас и Неля заговорили про лень. «А я была какая ленивая! Ленивая-ленивая была, пока не встретила Иосифа. Это он сделал меня такой деловой, — смеется Неля. — Знаете, как он меня от лени отучил? Нет, не скажу. Лучше опишу сама. Да Иосиф создал меня. И я создала его… в какой-то мере. Ведь он уже и до меня был личностью. И все-таки я чувствую, что стала для него энергетическим донором. Я даже физически ощущаю, когда отдаю ему свою энергию. И он берет ее и очень злится, когда я не хочу отдавать. Не хочу потому, что уже знаю, когда она может оказаться для него лишней, когда он может с головой броситься в дело, о котором потом станет сожалеть…» Когда я согласовывал с ней эти слова, она заметила «Знаете, писать про это не надо. Потому что здесь что-то не так…» А как надо, чтобы было так, она толком ничего не сказала.

Между тем наш разговор продолжался.

— Нет, какая же я ленивая? — вдруг опять вернулась к началу своих рассуждений Неля. — Я фактически сама вырастила сына и дочь. Да посмотрите же, наконец, на мои руки! Ну, разве я белоручка? — И смеется. Смеется вовсю. Красивой женщине весело…

Однажды вечером приезжаю в концертный зал «Россия». Кобзон уже там. Репетирует новую песню. Потом, если будет время, обещает рассказать, что чувствовал, когда первым шел на переговоры к чеченским террористам, сделавшим заложниками почти тысячу зрителей мюзикла «Норд-Ост»…

Только пробил час, и я приготовился узнать то, чего никогда бы не узнали другие, дверь в гримерную распахнулась. На пороге стояла сияющая и ничего не знающая о моих планах Неля. Она сияла так, что я сразу забыл, что на улице жуткий пасмурный день, да и вообще… наступил вечер. Да и про дело забыл… Была она в таких неожиданных старомодных нарядах, впрочем, удивительно идущих ей, что я не мог оторвать глаз. От нее. А она сразу заговорила, явно осознавая, что такая женщина не может помешать никакому делу.

— Ну что, Иосиф, тебе нравится, как я одета?

— Как 30 лет назад…

— Ты угадал… И знаешь почему? Мода опять сделала неожиданный крутой поворот. Знающие люди сообщили мне, что срочно приобретают в свои гардеробы ретро-модели 60–70-х годов. Пошить их стоит больших денег, а если это оригиналы тех лет, то они вообще оцениваются в бешеные суммы. Я же никогда и ничего не выбрасывала. И вот как это оказалось кстати. Тем более что все хорошо сохранилось. Видишь, как дешево обходятся тебе мои наряды?

— Слава Богу! Тем более, если этот крутой поворот последовательно будет продолжаться 30 лет. У тебя же действительно столько в шкафах этого, почти неношенного, добра! Сколько денег сэкономим…

— Нет, Иосиф, не сэкономим. Надо в антикварном купить в твой кабинет два кресла с лирами и… кое-что еще.

— Покупай! Я же вчера оставил тебе на тумбочке у кровати всю получку…

— Ах, Иосиф, я уже купила на нее люстру. Так что, нужны денюжки. Еще!

— Неля! Есть ли такая сумма, после которой ты бы не сказала «еще»? Короче, я тебя понял… Но денег сейчас дать не могу.

— Ну и ладно. Буду ждать, когда сможешь. Только ты не заставляй слишком ждать, если не хочешь снова услышать слово «еще»… Неля уходит.

…У Нели есть подруга. Телеведущая. Увидела у Нели платье. Говорит: «Невиданное… Дай на один день!» И вот Неля в нерешительности: и подруге отказывать не хочется, и платье не может дать. Ведь та «засветит» его на весь бывший Союз. Как ей, Неле, потом надевать его, если одно оно такое на весь белый свет? «Не дать — дать, не дать — дать, не дать???» Где ты, ромашка моя…

Другой случай. Совершенно неожиданно я попадаю на званый семейный праздничный ужин. Мне повезло. Мое место оказывается рядом с… на редкость информированной в «звездных делах» дамой. Еще бы! Это вдова самого Бориса Брунова, так сказать, доктора эстрадных наук. Мария Васильевна — говорящая энциклопедия. Да и вообще — величественная женщина. Разговорились. В какой-то момент, как бы, между прочим, спрашиваю о Неле. И слышу: «Неля? О-о-о… Неля! Вы думаете, что она только красивая. Да у нее не голова, а синагога».

И здесь на память мне приходит откровение Кобзона «Когда после расставания с Гурченко у меня случился затяжной и тяжелый кризис, из которого я никак не мог выбраться, рядом появилась Неля и… вывела меня из того страшного, казалось, безвыходного состояния!»

Террористы и Кобзон

Итак, Неля ушла. Чтобы узнать о ней больше и одновременно услышать сугубо личное о встречах с террористами, спросил: «А как Неля реагировала на все эти ваши, Иосиф Давыдович, походы(?)… к тем, кто объявил вам: „Мы хотим умереть больше, чем вы жить хотите!“» Кобзон вздохнул…

— О том, что случилось на мюзикле «Норд-Ост», дошло до меня только утром, — выдохнул Кобзон. — И я, как мало кто изучивший особенности мусульман-горцев, решился идти к ним на переговоры. Но об этом никому не сказал. Даже Неля моя о том, что я наметил, понятия не имела. И ни с кем из домашних не посоветовался. Зачем было напрягать их раньше времени?

— Вы чувствовали, когда стояли перед направленными на вас автоматами, что, быть может, идет ваша последняя минута?

— Знаете, не лукавя, говорю вам я прожил большую жизнь. И если бы даже случилась беда, для меня бы это было нормально, потому что я уже не первый раз делаю это. Вы что думаете, в обстреливаемом самолете лететь в Афганистан было легче? И для Нели моей это было нормально, потому что и Неля моя со мною летела работать в концертах для наших солдат и офицеров. Все нормально, если вообще что-то, связанное с войной, можно называть нормальным. Поэтому даже сомнений у меня не было, что я должен быть там, где несчастные террористы-смертники угрожали невинным заложникам. Да-да. Несчастные террористы, потому что они тоже были наши граждане. А сделали их такими те, кто развалил Советский Союз. Говорят же соседи Бараева по дому, что в советские времена был он хорошим мальчиком. И скорее всего стал бы хорошим нефтяником. И приезжал бы в Москву не взрывать невинных людей, а получать высокие награды за хороший труд на благо всего советского народа… Поэтому мне жалко их, молодых… Да что там молодых… совсем юных ребят-террористов. Их жизни, как и все наши, искалечил развал Союза…

Сомнений не было, что я должен быть там, где начиналась эта трагедия. И я поехал туда сразу, как только ранним утром услышал страшное сообщение. Уже утром я был там.