Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу Страница 27

— Неважнецкий у тебя дипломат комиссарит, — сказал Дружинин.

Но я тоже был самого высокого мнения и о черниговских галушках, и о пышной адъютантше, хотя и досадовал на бестактность простодушного Мыколы.

В остальном все было чинно, благородно. Покушали плотно, выпили в меру, только «для сугреву».

В гостях и заночевали.

Выехали на рассвете, наспех проглотив завтрак.

После нескольких дней снегопада с Забужья потянуло гнилым ветром. Низкое аспидно–синее небо наползало на черные зубцы еловых вершин и грозилось пролиться слякотным, мелким полесским дождичком.

Когда пошли белоствольные березнячки, небо еще больше почернело, словно где–то там, на западе, в огромных чанах заваривали асфальт. Начинавшие укатываться санные дороги порыжели. Снег в лесу оседал и становился похожим на смоченную вату.

— Как бы не пришлось снова с саней переходить на телеги, — поглядывая в темень небес, хмурится Вася.

— Да, суток двое — трое потянет этот западноевропейский культурный ветерок, и поползешь по пузо в грязи, — отзывается уже освоившийся при штабе фельдшер–диверсант Сокол. Голова клячонки, на которой он едет верхом, почти тычется нам в плечи. Они с Васей Коробко трясутся впритык с санями.

— И болота еще не успело прихватить морозом, — совсем расстроился начштаба. — Ну–ка, донской казак, гони пошвыдче. Надо сегодня же в ночь двигать за Стоход.

И пока Саша Коженков нахлестывает отдохнувших лошадей, мы на ходу, среди мелькающих по бокам елей, бегущих наперегонки с березами и осинами, делимся своими впечатлениями.

— Политработа поставлена у них хорошо, — говорит Солдатенко. — В подразделениях тоже порядок. Живуть, як на казарменном положении.

— Придется тебе по ним равняться, комиссар, — подсмеивается начальник штаба.

— А что ж, правильно. Все, что полезно, переймем. Дело ясное, — соглашается Мыкола. — А по боевой и строевой части как, товарищи командиры? — вдруг ехидно подмаргивает он.

— По подрывному делу у нас тоже послабже будет, — признается Войцехович.

— Жалко, не захватили нашего инженера капитана Кальницкого, — сказал я. — Пускай бы тоже на практике поучился.

— Может быть, все же успеем послать его? — предложил Солдатенко.

— Ну, нет! Это уже упустили. Сегодня в ночь надо маршировать за Стоход.

— Мы же разведку еще не посылали? — спохватился Войцехович.

— Теперь тоже поздно.

— Так я же надеялся у федоровцев все разузнать и своих разведчиков послать только на перепроверку. А вот разведка–то у них оказалась слабовата. Даже за Стоходом не знают, что почем и какой противник. «Бандюки там», — говорят. А сколько, где и за какое место их лучше хватать — ни гу–гу. Так что погоняй, брат Коженков, погоняй. Надо будет за три — четыре часа до марша выслать своих хлопцев за Стоход.

И вдруг придержал рукой Коженкова:

— Стой. Шагом.

Резвый ход саней был сбавлен.

— Слушай, доктор. Или ты, Васек, — сказал начштаба юному подрывнику. — А то и оба. Скачите вперед. К конникам. Поднять эскадрон по тревоге. Ждать нас на западной околице села.

Через полминуты, как только ошметки талого снега полетели в кошеву саней и впереди замелькали хвосты низкорослых полесских лошадок, которым пришлось ходить под седлами фельдшера–диверсанта и его юного дружка, начштаба успокоенно вздохнул.

— Все–таки выиграем полчаса, — сказал он, поднял воротник и лег спиной к влажному, промозглому ветерку.

— Потерял сутки — сэкономишь полчаса, — съязвил Мыкола.

Ответа не последовало.

Посетовав на соседей, мы и сами начали разбираться в причинах, которые ограничили работу партизанской разведки только что оставленного соединения. Да и не только его. Там, где густо были расположены бандеровские банды, мелким группам партизан почти невозможно было работать. Хорошо зная местность, имея во всех селах свою агентуру и связь, бандиты ловко и безжалостно уничтожали наши мелкие группы. Кроме классовой ненависти, тут была еще и другая причина: стремление обзавестись новенькими советскими автоматами.

— Этот противник для нас, конечно, знакомый, — сказал начштаба, поворачиваясь к Мыколе. — Но к встрече за Стоходом надо все же приготовиться.

— Что верно то верно, — подтвердил тот.

По прибытии к себе на стоянку мы сразу же нарядили сильные разведывательные группы за Стоход. В разведку пошли: эскадрон Саши Ленкина и три роты.

Мы были уверены, что этим сильным разведотрядам не обойтись без боя. Однако ночью, когда голова колонны уже форсировала Стоход и в ближайших хуторах нас встретили оставленные разведкой маяки, нам показалось, что предостережения и страхи федоровцев были напрасны. Конные разведчики прошли вперед без выстрела, а наши пешие роты утром с ходу заняли большое село Личинье, из которого, слегка отстреливаясь, бежала в лес небольшая банда.

— Ну, кажется, кончилась наша привольная жизнь: вышли из партизанского края! — крикнул Брайко, на ходу огрев коня плетью.

Да, «край дядей» остался позади. В колонне постепенно смолкали выкрики, понукания коней, перебранка ездовых. Народ почувствовал перемену обстановки.

Уже давно рассвело. Старшины и командиры взводов вопросительно поглядывали на старших начальников: скоро ли стоянка? Но мы решили продолжать движение днем. Вряд ли взаимодействие бандеровцев с фашистами отрегулировалось настолько, чтобы любая банда могла вызвать авиацию. Да и погода…

Оттепель сменялась снегопадом. Я пристроился к проходившей роте за чьими–то тщательно увязанными санями. Движение стало ровным, спокойным. Отдав поводья, я секундами забываюсь, подремываю после бессонной ночи. На санях о чем–то бубнят. Двое партизан, закутанные в немецкие плащ–палатки, ведут, видимо, давно начавшийся неторопливый разговор. Ездовой спрыгивает, на ходу поправляет сползающую упряжку у левой пристяжной и с досадой обращается к седокам:

— Хватит вам, товарищи, душу мотать… Что станется да как обернется… Будет то, что надо, и нечего наперед загадывать…

В этом свежем и довольно громком голосе что–то привлекло мое внимание. Я прислушался повнимательнее. Речь, видимо, шла о предстоящих трудностях, о поставленной соединению задаче и ее выполнении. Ездовой продолжал:

— Ведь и мы сейчас не те, что были, а обученные. И позаботились о нас — дай бог на пасху. Вот ведь какой обоз отгрохали. На патронах сижу как на печке. Экономить не придется. И вооружения тоже подходящие. Политрук намедни рассказывал: киевские рабочие с дорогой душой пушки передали нам. А почему? Поднимает народ, что мы — сила.