Людмила Морозова - Знаменитые женщины Московской Руси. XV—XVI века Страница 27

После приема на площади был устроен рыцарский турнир. Одному из победителей Зоя сама надела на палец золотое кольцо, второму послала аналогичный дар, поскольку покинула состязание из-за плохого самочувствия. Возможно, это было сделано также из-за того, что в России подобных развлечений не было и знатным женщинам не полагалось дарить кольца незнакомым мужчинам.

Горожане вручили своей почетной гостье ценные дары: позолоченный серебряный кубок с росписью и сорок кувшинов вина, лично от женщин — бочонок вина и двадцать коробок со сладостями{288}.

Утром 15 августа 1472 г. путешествие продолжилось. Путь вел сначала в Эрфурт, затем в Любек. В этом крупном торговом порту была сделана длительная остановка, поскольку было необходимо подготовиться к морскому путешествию по Балтийскому морю к Колывани (Таллину). В русских летописях об этом писалось следующее: «В лето 1472, месяца сентября 1, фрязы и греци из Рима пришли с царевною Софьею в немецкы город Любик, и рядилися туто 8 дней, а в 9 того месяца пошли оттоля суды к кораблю, а в 10 на корабль взошли»{289}.

Плавание по морю оказалось тяжелым. Осенью Балтийское море часто штормило. В летописи писалось следующее: «Того же месяца в 21 пришла царевна кораблем в Колывань. А носило их море 11 день, ис Колывани пошли октября 1, а в Юрьев пришли того же месяца 6, а во Псков пришли октября 11»{290}.

В Пскове византийская царевна впервые познакомилась с русскими людьми. Можно предположить, что к этому времени она уже умела изъясняться на русском языке, поэтому смогла обратиться к псковичам с приветственной речью. На местных жителей ее визит произвел большое впечатление. Поэтому он даже был описан в псковских летописях.

Согласно этому описанию, первая официальная встреча произошла на ливонском берегу реки Омовжи. Знатные псковичи приплыли на шести больших лодках и, высадившись, с почетом поднесли Зое и ее спутникам большие золоченые чарки с вином и медом. В ответ принцесса поблагодарила их и сказала, что расценивает дары как знак любви и почтения к ней — невесте великого князя Ивана Васильевича, к которому стремится всей душой. После этого гостей разместили на лодках псковичей и повезли по реке Великой к Пскову.

Недалеко от города Зоя облачилась в «царские одежды», чтобы русские люди увидели ее в полном великолепии. У стен города состоялась встреча с духовенством и городской верхушкой. «А священноиноки и священники, и дьяконы вышли со кресты, а псковичи чтиша и дариша ю много и даша ей дару 50 рублей». По православному обычаю Зоя приняла благословение от настоятеля местного собора, поцеловала крест и взяла челобитную грамоту горожан. В ней они просили стать их защитницей. После этого Зоя отправилась в Троицкий собор, где почтила местные святыни и отслужила литургию. При этом она приказала то же самое сделать представителям католического духовенства из числа ее спутников. Она хотела, чтобы будущие подданные не сомневались в ее принадлежности к православию. Хотя папскому легату не хотелось этого делать, он был вынужден подчиниться{291}.

Необходимо отметить, что внешний вид епископа Бонумбре показался русским людям очень необычным: «Не по чину нашему оболчен бе весь червленым платьем, имея на собе куколь червлен же, на главе обвит глухо якоже каптур литовской, только лицо его знати, а перстатицы на руках его имея непрестанно, яко рук его никому же видети»{292}.

П. Пирлинг, анализируя поведение Софьи в псковских храмах, сделал вывод о том, что уже в первом русском городе она сразу же порвала с католическим прошлым и стала показывать всем, что является истинной православной верующей{293}.

Поведение принцессы резко изменилось, видимо, из-за того, что ей надоело навязчивое покровительство католического духовенства, представители которого постоянно внушали ей, что она нищая сирота. В Москву она ехала, чтобы разделить трон с правителем большого православного государства, и с радостью вспомнила веру своих предков — византийских императоров.

Псковичи оказались исключительно радушными людьми. Каждый день они устраивали пиры в честь знатной гостьи. На последнем приеме Зоя сказала следующее: «Теперь хочу ехать к моему и вашему государю в Москву, а за ваш хлеб, вино и мед кланяюсь. Когда, Бог даст, буду в Москве и когда вам будет какая нужда, то буду усердно вам помогать».

Утром 18 октября царевна «поехала изо Пскову за князя великого Ивана Васильевича на Москву, и проводиша ю до новгородского рубежа. И быша у ней люди черны, а иные сини, а боярин был ея великого князя Юрьи Малой Грек, а владыка тверской Нил был того же роду»{294}.

Из воспоминаний псковичей о свите царевны можно сделать вывод о том, что в нее входили африканцы с темным цветом кожи. Вероятно, они были включены в окружение Зои для того, чтобы в глазах русских людей невеста выглядела особенно пышно и необычно.

В Новгород путешественники прибыли 25 октября и были встречены не менее почетно, чем в Пскове. Сам архиепископ Феофил приветствовал Зою в Софийском соборе и дал ей свое благословение. От горожан она получила много ценных даров. Но задерживаться в этом городе было уже нельзя — скоро должна была наступить зима. Поэтому 30 октября принцесса продолжила путь к Москве{295}.

По дороге Зоя стала получать различные подарки от жениха: бархатные и парчовые шубы, подбитые мехом горностаев и соболей, удобные и теплые кареты и даже шубы для женщин ее свиты из меха лисиц и белок.

В столице в это время усиленно готовились к приему важных гостей. От псковских и новгородских властей Иван III узнал, что впереди процессии везут крыж — католическое распятие. Это должно было означать, что Зоя и ее спутники находятся под покровительством католической церкви. Но для великого князя подобный символ мог означать лишь то, что его невеста — иноверка. Поэтому он обратился за советом к митрополиту Филиппу. Тот, узнав о католическом распятии, очень возмутился и заявил, что почитание чужой веры может означать лишь поругание своей. Поэтому если крыж внесут в Москву, то он покинет город навсегда{296}.

Разрешить назревающий конфликт было поручено боярину Федору Давыдовичу Хромому. Неподалеку от столицы он подъехал к кортежу Зои и заявил папскому легату, что в православную столицу нельзя вносить католическое распятие. Бонумбре попытался было ему возразить, но боярин вырвал крыж из его рук и повелел своим слугам подальше его спрятать. Тогда в конфликт вмешался Иван Фрязин, но Федор Давыдович приказал слугам побить его и отобрать все имущество.