Вадим Каплин - Государева дорога Страница 27

Тропинкой вдоль изгороди можно было пройти на лесную речку Погорелицу, пруд на ней около Полькиной мельницы, к глубокому омуту – Чёртовой яме на реке Юг. В Чёртовке водилось много крупной рыбы: щук, головлей, язей, окуней, сорог. Туда мы иногда ходили на рыбалку, только обязательно с ночевкой. И рыбалка была всегда удачной.

Таков он был, наш мир беззаботного детства, хотя и кончился для нас слишком рано, началась война. В юности своей тоже любил бывать на Перовском. Весной там ловил рыбу мой бывший учитель географии А.А. Ельцин. Тогда это не запрещалось. К нему мы приходили ночевать с его братом Павлом Алексеевичем, который раньше был другом моего старшего брата Артема, погибшего в первые дни войны. В войну Павел Алексеевич перегонял самолеты «Дугласы» по ленд-лизу. Он писал мне, тогда еще пацану. Прислал как-то фотографию. На ней молодой, стройный летчик, старший лейтенант, симпатичный, с волнистыми и черными, как смоль, волосами. Подпись на фото и сейчас помню: «В этих сердитых глазах (они такими никогда и не были), в этом суровом лице, ты всегда можешь найти доброту к тебе, заботу и ласку»…

В послевоенные годы мы еще больше подружились, я почти каждый день бывал в его семье, часто ходили и на охоту.

И как хорошо было посидеть в шалаше под соснами у костерка, поговорить, послушать голоса весенней ночи…

И я вновь рассказывал товарищам о том, что озеро это обладает какой-то неведомой, притягательной силой. С детства, всю жизнь так хочется побывать здесь…

Вскоре меня призвали в армию. Было это в начале апреля пятидесятого. Река и озеро находились еще под ледяным панцирем. Но я пришел проститься с озером. Посидел на проталинке – крохотном пятачке оттаявшей земли напротив второй курпаги. Пожалел только, что не было еще кувшинок, и я не смог их взять с собой как талисман. Поклонился озеру и ушел. Знал, что безвозвратно и навсегда ушло прошлое, детство и юность, а что меня ждет впереди – неизвестно.

Служить пришлось вдали от Родины. И долго, не как сейчас, почти четыре года. Около нашего дивизиона, который располагался в серых приземистых зданиях какой-то бывшей немецкой части, и днем, и ночью останавливалась электричка, шедшая из Западного Берлина. Были часты нападения на посты и караулы гарнизона. Тогда командующий группой войск генерал Чуйков приказал перенести остановку подальше, в другое место. Потом, позднее, был день «икс» – как нам объявили – путч. Много чего было. Не все выдерживали тоску по Родине, возникали те или иные непредвиденные жизненные ситуации. Часто после работы, вечерком, со своим другом Юрием Карандашевым и приятелем Айсой Ямбековым мы уходили в сад или садились на скамеечку на улочке и вели неторопливый разговор, вспоминая прошлое, Айса рассказывал нам о Татарстане, мы о своей «семнадцатой республике» (так шутя называли Вологодскую область). В годы разлуки мысли и думы не всегда были радостны. Порой было грустно. Но наплывали воспоминания о детстве. Ничто так не согревало душу как память о родных местах: Перовском озере, речке Погорелице, Полькиной мельнице. Часто они снились во сне. Понимал: «Надо уметь ждать! Надо надеяться!». Только так можно выжить. И, наверно, не было на всем белом свете людей счастливее нас, когда мы вновь ступили на родную землю Отечества.

Никольчане и кокшары

Никольский район расположен на юго-востоке Вологодской области. Его территория 7,5 тысяч квадратных километров. Расстояние до областного центра 418 км.

Район не граничит с Тарногским, находящимся на северо-западе, но у нас много общего. Даже гербы почти одинаковые. В Никольске – золотой сноп ржи с увесистыми колосьями, в Тарноге – пшеничный. Снопы на геральдике – символ основной деятельности жителей – земледелие. То же самое и в других отраслях хозяйства, скажем, лесной. А еще ловитва (охота), пчеловодство, рыбная ловля.

Наш северный край был заселен угро-финскими племенами: чудь, печера, меря, весь, черемись, мордва, перьмь и другими. Они, естественно, оказали свое влияние, как и пришедшие предприимчивые новгородцы, москвичи и другие народы земли русской из великороссов.

Андрей Андреевич Угрюмов (1915–1996 гг.), заслуженный учитель РСФСР, почетный гражданин Тарногского района, в течение многих лет изучал историю северного края, его заселения, жизнь и быт его жителей, духовную и материальную культуру, традиции давние и нынешние, природу, экологию и многое другое. Все это нашло яркое отражение в его трудах, изданной им книге «Кокшеньга» («Северо-Западное книжное издательство»).

Кокшеньга – так называлась тарногская земля в давние времена. А ее жители – кокшарами.

Исследователь попытался расшифровать необычное название «кокшеньга», узнать его происхождение. Поработать пришлось немало. «Только в Марийском лексиконе, – писал Андрей Андреевич, – есть слова с корнем «кокш». А нынешние марийцы, живущие в основном в Поволжье, это потомки мери. Они черноволосы и черноглазы, с монголоидными чертами лица: «кокша» по-марийски – лысый, «кукша» – сухой. Они дают возможность перевести слово «кокшеньга» на русский язык, как «сухая река», то есть маловодная, в летнюю пору образующая в своем русле песчаные лысины – острова и отмели. К тому же на территории Марий-Эл текут две реки с очень похожими названиями: Большая Кокшага и Малая Кокшага».

К словам «кукша» – сухой, мне хочется добавить, что «кукша» – это небольшая рыжеватая, очень доверчивая лесная птица. В самом деле, она «сухая» – словно клочок перьев, а мяса в ней поди меньше, чем у дрозда (прим. В.К.).

«С помощью марийско-русского словаря переводятся названия и ряда малых речек бассейна Кокшеньга, – продолжает А.А. Угрюмов. – Это Важеньга – река, имеющая два истока, Тарженьга – Прыгающая, Шуненьга – Глинистая… Так и хочется назвать и наши Никольские речки с подобными названиями: Шарженьга, Кипшеньга, Юрманга, Лундонга, Томженьга и другие.

…Мерянскими (точнее скифо-мерянскими) по своему происхождению являются и слова «кокшар», кокшары, обозначающие жителей Кокшеньги, в том числе и русских («Кокшеньга»).

В Бабушкинском районе есть селение Кокшарка (бывала она и Никольской). Многочисленны фамилии Кокшаровы».

Хотелось бы добавить и слово Шарья. Это крупная железнодорожная станция, получившая в 1938 году статус города. Не только жители Костромской области, где она расположена, но и никольчане хорошо знают Шарью. Через нее у никольчан был и остается ближайший выход в центр России, Поволжье, на Вятку, Урал… Десятки лет (с 1905 года) на железнодорожную станцию Шарья, в основном, поступало все необходимое для обеспечения жизни никольчан, начиная с продуктов питания и всего остального.