Эллиот Рузвельт - Его глазами Страница 27

Мы поговорили о Паттоне. ("Правда, Эллиот, он очень приятный человек?"), о юном Рандольфе Черчилле ("Завидная способность - ни в чем не сомневаться", - заметил отец) и о коврах, которые мы с Гарри смотрели днем.

Отец несколько беспокоился относительно впечатления, которое произведут на Сталина и вообще на русских решения, принятые нашим Объединенным советом начальников штабов.

- Если бы только Сталин мог сам приехать сюда и убедиться в том, с какими трудностями мы сталкиваемся в отношении тоннажа и в области производства...

Отец был очень утомлен, и через несколько минут я его покинул.

СРЕДА, 20 ЯНВАРЯ

В этот день первыми на повестке стояли вопросы производства и снабжения. Сомервелл условился встретиться с Гарри Гопкинсом пораньше, до завтрака, и в половине девятого, когда я спустился вниз, они уже усиленно трудились. Гарри был руководителем Управления по распределению поставок и знал лучше кого-либо другого, что американское производство военных материалов еще представляло собой относительно небольшую величину.

Около десяти часов явился мой начальник - генерал-майор Спаатс. Он прибыл в Касабланку накануне, и отец хотел побеседовать с ним лично. Туи Спаатс в то время был командующим всеми американскими воздушными силами в Африке и, кроме того, возглавлял воздушные силы в Северо-Западной Африке, руководимые Объединенным оперативным авиационным штабом союзников.

- Довольно сложная система, - заметил отец.

Спаатс кивнул головой.

- Так оно и есть, сэр, - сказал он. - И положение нисколько не облегчается тем, что командование объединено. Теддер - прекрасный человек (маршал авиации Теддер был старше Спаатса чином и числился командующим всеми воздушными силами союзников в Африке), но, несмотря на то, что у нас с ним прекрасные отношения, некоторые трудности все же неизбежны.

- А именно?

- Дело в том, сэр, что на этом театре мы используем главным образом американские самолеты. Мы применяем преимущественно американскую тактику и стратегию. Операции проводятся американцами, а высшее командование находится в руках англичан.

Тут и я вставил словечко.

- Фактически всей войной в воздухе руководит генерал Спаатс, но он подчинен Теддеру.

- Я не хочу сказать, сэр, - продолжал Спаатс, - что мы с ним не сработались; напротив, мы работаем дружно. Я только говорю о трудностях, присущих всякому союзному объединенному руководству. Объединение руководства становится особенно сложным делом, когда союзники совместно руководят людьми и техникой, принадлежащими только одному кз этих союзников.

Отец кивнул головой. Туи продолжал рассказывать о других трудностях, с которыми он сталкивался. Речь шла, главным образом, о получении достаточного пополнения самолетов и о сооружении достаточного количества аэродромов с твердой поверхностью. При тех аэродромах, которые мы застали в Африке, один сильный дождь мог прекратить операции на несколько часов, а то и на несколько дней.

Такие беседы с высшими американскими офицерами имели для отца очень большое значение. Политическим следствием нашего союза с англичанами было то, что, поскольку верховное командование на данном театре принадлежало американцу (Эйзенхауэру), англичане требовали и, пожалуй, вполне справедливо, чтобы следующая ступенька иерархической лестницы командования была отдана им. Поэтому морскими операциями руководил англичанин (Кэннингхем), а другой англичанин, Теддер, руководил воздушными операциями. Поскольку морские операции развертывались в Средиземном море, подчинение всех морских сил английскому командующему было оправдано. Но когда Спаатсу приходилось руководить войной в воздухе, находясь в подчинении у маршала Королевских воздушных сил, он сталкивался с трудностями, хотя этот маршал был весьма сведущим офицером и приятным человеком.

Утром Роберт Мэрфи снова предстал перед нами, как заводной чортик, чтобы поговорить с отцом и Гарри Гопкинсом. Еще предстояло убедить англичан, поддерживавших де Голля, что мы действительно настаиваем на том, чтобы в любом временном правительстве Франции были представлены, кроме деголлевских, и другие силы. Во время этого разговора к завтраку явился Черчилль со своим советником Макмилланом. Я спешно распорядился поставить на стол в саду еще два прибора, и беседа продолжалась.

- Не будет ли правильнее всего убедить де Голля немедленно прибыть сюда, чтобы выяснить, какие конкретные возражения он выдвигает против проектируемого временного правительства?

- Какие уступки, по мнению английского премьер-министра, нужно было бы сделать де Голлю, чтобы побудить его приехать сюда и разрешить проблему раз и навсегда?

- Уверены ли американцы в том, что Жиро необходим в будущем правительстве?

- Существуют ли в действительности какие-нибудь конфликты, кроме личных, мешающие де Голлю и Жиро заключить достойный и прочный политический союз?

Наконец, премьер-министр встал из-за стола и отправился на новое свидание с Жиро. Я наблюдал за отцом; его лицо не выражало ничего, кроме дружеского интереса. Если он и подозревал Черчилля в неискренности, то ничем этого не проявил.

К концу дня Черчилль вновь появился в гостиной отца, вместе с Жиро. Я остался в саду и беседовал с агентами секретной службы и со случайными посетителями. В гостиной отец и премьер-министр вместе с Жиро и его штатским помощником неким г. Понятовским в энный раз тщательно обсуждали вопросы, поднятые де Голлем, мельчайшие детали намечавшегося союза, на прочность которого не приходилось рассчитывать; они улаживали, по крайней мере односторонне, личные недоразумения между обоими весьма субъективно настроенными французскими деятелями. Я столько раз слышал разговоры на эту тему, что они, вероятно, надоели мне не меньше, чем отцу и Черчиллю, с той лишь разницей, что я не обязан был принимать в них участие.

Когда все ушли, я вернулся к отцу. Меня беспокоило, что на обеде, предстоявшем у Черчилля, этот вопрос мог снова оказаться единственной темой разговора. Однако, как только отец оторвался от кипы бумаг, полученных из Вашингтона, он рассеял мои опасения.

- Мы решили сегодня больше не говорить о делах, - сказал он.

Обед доставил нам большое удовольствие. Будучи премьер-министром военного времени, Черчилль требовал, чтобы военные планы империи находились при нем. Его адъютанты оборудовали для него великолепный штабной кабинет, увешанный картами всех театров военных действий, выполненными во всевозможных масштабах. Он с большим удовольствием показывал нам эти карты. Я подумал, что если бы война была игрой, а не таким кровавым, грязным, томительным, удручающим делом, карты Черчилля идеально подходили бы для нее. В каждой из них торчали булавки, которые можно было переставлять с места на место. Пожалуй, самой интересной была огромная карта северной части Атлантического океана - на ней миниатюрными передвижными моделями было показано местонахождение всех германских подводных лодок. На этой карте можно было видеть, сколько подводных лодок укрывается в Лориане или Бресте, сколько движется на запад навстречу нашим караванам, направляющимся в Соединенное Королевство, сколько укрыто в ангарах на побережье Ламанша, сколько рыщет на морских путях вокруг Азорских островов, сколько подстерегает добычу у берегов Исландии или движется на север, к Мурманску. Самые последние сведения о передвижениях судов наносились на карту ежедневно в присутствии Черчилля. Он следил за ней с напряженным вниманием - проскочит ли вот этот караван без потерь? Сколько тонн важнейшего военного имущества будет разметено взрывами торпед и пущено ко дну? Удастся ли патрулям английской береговой авиации хорошенько разбомбить вот ту "волчью стаю"? Зимой битва за Северную Атлантику должна была достигнуть своего апогея; булавки и миниатюрные модели подводных лодок на карте адмиралтейства отражали напряжение, охватившее весь земной шар в ожидании развязки, от которой зависели судьбы мира.