Ромэн Яров - Творцы и памятники Страница 27

— Откровенно говоря, я не знаю, как вы сможете совместить столь взаимоисключающие требования. Платформа должна быть тяжела — чтоб выдержать отдачу орудия после выстрела. Но она должна быть и легка — чтоб можно было монтировать ее на колеса и везти. Не знаю, не знаю…

Парадокс

Срок был дан короткий — через три дня инженеры вновь собрались у Шухова в кабинете.

Разные посыпались предложения. Шухов сидел вполоборота к собравшимся, слушал не перебивая: лицо его, как всегда, было вдумчиво-доброжелательным. Вот и последний закончил. Шухов ничего не говорил, тихо перешептывались инженеры.

— Ну что ж, — сказал, наконец, Владимир Григорьевич. — Отрадно. Есть интересные идеи. Но главного все же не учтено. Улучшение каких-то одних качеств идет за счет ухудшения других. Если облегчается вес платформы, она не выдержит сил отдачи; если он увеличивается, еще более уменьшается подвижность и маневренность. Случай очень интересен и для всех нас, как инженеров, поучителен. Это весьма яркий пример того, как традиционные конструктивные решения приводят в тупик. Чтоб выйти из него, следует не пытаться усовершенствовать прежние решения, а полностью от них отказаться. Иногда бывает необходимо увидеть задачу совсем не так, как ее поставили, и решить не так. Вот соображения, которые возникли у меня по этому поводу.

Платформу тяжело и долго грузить на колеса. А зачем вообще это делать? Не уменьшать вес платформы нужно, как просят, а разработать такую ее конструкцию, которую легко было бы перевозить, независимо от любого веса. Я предлагаю самой платформе придать вид колеса. Оно будет большое и тяжелое, но зато две соединенных осью платформы превратятся в повозку. А на боевых позициях колеса можно класть на землю плашмя и ставить на них пушки. Массивное колесо примет усилие от отдачи орудия и не даст пушке съехать с места. Может быть, кто-то из вас хочет что-то сказать?

Инженеры ошеломленно молчали.

Через несколько месяцев на столе у Шухова лежал отзыв:

«…Платформа инженера Шухова как в боевом, так и в походном отношении значительно превосходит все прежнего типа осадные крепостные платформы. Боевые ее качества: быстрота и легкость установки, круговой обстрел, прочность, легкость перемещения хобота (быстрота наводки) и отсутствие мелких частей. Относительно походных ее качеств — она настолько улучшила подвижность батареи, что поставила осадную батарею на один уровень с тяжелой полевой артиллерией».

Тяжелая поступь

Война все тянется и тянется… Уже больше трех лет прошло с ее начала. Ни царь, ни Временное правительство не могут покончить с ней. Осталось народу взяться за это…

Был вторник 1 ноября 1917 года. На опустевших улицах раздавалась частая ружейная и пулеметная стрельба. Равномерно вздрагивала земля, будто какой-то великан-кузнец бил по ней огромным молотом. То стреляли тяжелые орудия. В города шли бои. Юнкера и офицеры заняли Кремль, Манеж, Университет, Арбатскую площадь. С окраин на них наступали солдаты и рабочие во главе с большевиками.

Домик Шухова — маленький, одноэтажный, в глубине двора на углу Смоленского бульвара и Неопалимовского переулка — оказался как раз в центре боев. Дорога к Арбату проходила здесь.

Шухов работал в своем кабинете, но свист пуль на улице, глухие звуки их ударов о булыжники и стены домов — плохой аккомпанемент для занятия вычислениями. И хоть Шухов всю жизнь придерживался правила: голова должна думать только об одном — сейчас он не мог думать о формулах. Когда история проходит через крутой поворот, когда ты дожил до событий, которые готовили поколения, очень трудно сохранять обычный распорядок жизни.

Он вспоминал события последнего года… Митинги происходили чуть ли не беспрерывно еще с февраля, но несколько дней назад, проходя по Тверской, он увидел у памятника генералу Скобелеву огромную толпу. Над фуражками студентов, над серыми папахами солдат развевались красные флаги. В центре толпы виднелся оратор, но слов его не было слышно. Мимо Шухова прошел расклейщик афиш; солдат жадно схватил одну.

— Какие-нибудь новости? — вежливо спросил Шухов.

— В Петрограде, говорят, революция, — ответил солдат, — Временное правительство скинули. Ждем подтверждений…

И вот оно, подтверждение. Тяжелая поступь истории слышна на улице. Какой путь выбрать для себя?.. Обыватели, естественно, прячутся. Самое главное для них — переждать опасное время. Люди активные сражаются.

Что должен делать он — не обыватель, но уже и не боец — шестидесятитрехлетний старик?

Есть одна норма поведения — что б ни случилось, работы не прекращать. И хотя многие из окружения Шухова относятся к идеям большевиков отрицательно, он считает: есть справедливость в том, что происходит сейчас на улицах. Ведь мало кто из отрицающих так тесно всю жизнь был связан с рабочими так хорошо знал условия их быта и труда. Большевики, судя по декларациям, намерены всерьез заняться улучшением жизни рабочих. Что ж! Старый инженер готов отдать для этой цели все свои знания и опыт.

Последний разговор

Грузовые трамваи, превращенные в платформы, развозили по Москве дрова и одежду, продукты и кирпичи. Другого транспорта не было. Ветер шелестел старыми афишами. По улицам маршировали красноармейцы, отправлявшиеся на фронт.

В один из осенних дней 1918 года Бари пришел к Шухову. Владимир Григорьевич визитом был удивлен, И в благополучные времена Бари редко посещал его. А теперь, когда улицы пусты и опасны, когда транспорта нет, это и вовсе непонятно. Он проводил гостя в кабинет, и оба уселись друг против друга. Два старых человека. Жизнь каждого прошла на глазах другого.

— Я хочу вас поздравить, Владимир Григорьевич, с новой почетной должностью, — сказал Бари. — Вы теперь член рабочего правления завода «Парострой», Национализированного предприятия эксплуататора Бари.

— Сорокалетнее знакомство мешает мне ответить резкостью на вашу иронию, — сказал Шухов, — Но я считаю ее неуместной.

— Владимир Григорьевич, — воскликнул Бари, — давайте, если хотите, поговорим серьезно! Стоит ли в нашем преклонном возрасте заниматься политикой, заискивать перед хамами? Вы можете сказать почти как Архимед: «Оставьте мне мои формулы» — и жить в мире расчетов. Вот единственное, что вечно, а все остальное преходяще. Теперь я понял это и вам завидую, хотя, сознаюсь, всю жизнь удивлялся вашей непрактичности.

— Нет, Александр Вениаминович, то, что вы предлагаете, сегодня для меня не программа. Прежде всего, рабочие — это не хамы. У нас с вами всегда было достаточно благ; но попробуйте встать на позицию человека, который не имеет ничего сейчас и не улучшит своего положения в будущем. Тяжелый труд сегодня, завтра и до конца жизни — вот таков был удел рабочих. С юности, со времен службы на железной дороге запомнил я один случай. Рабочий, кочегар, уснул на котельной решетке. Он проснулся не оттого, что одежда на нем начала тлеть, а кожа обгорела, а потому, что его растолкали. Вот до какого изнеможения доходили люди. А в Баку, в нефтяных ямах, по двенадцать часов под палящим солнцем…