Александр Волков - Опасная профессия Страница 27

Нам становилось все яснее, что уснем мы не скоро!

Еще не успели управиться с первыми закусками, потрясшими нас своим разнообразием (надо же понимать, что всего этого в те времена даже в лучших магазинах Москвы не было, не говоря уже о родных Барнауле и Кемерове, где мясо и масло можно было купить только на базаре по очень солидной цене), появился старший лейтенант Сластёнов и обратился к майору:

— Пельмешки прикажете подать?

Майор глянул на свои часы и приказал:

— Пельмешки через семь минут!

Не через десять, не через пять — через семь! «В цветах и красках!»

Где-то как раз на пельмешках раздался звонок телефона, который стоял в номере. Выслушав чей-то доклад, майор дал установки:

— Шхуну двумя корабликами отрезать, чтобы не ушла обратно, поднять самолет с ночным видением и наблюдать, но не брать. У меня тут корреспонденты, я прилечу с ними, тогда и возьмем.

Положил трубку и пояснил: японская шхуна идет вдоль границы наших территориальных вод, похоже, собирается влезть в эти воды. Если это произойдет, ему доложат, и мы полетим посмотреть, как работают его орлы. Спрашиваем, где это. Да тут, говорит, рядом — застава Джигит, тысяча километров. Известное уже нам сибирское ощущение расстояний.

А времени около трех ночи! А нас так уже притягивает вид взбитых подушек! Как же мы были довольны, когда майору доложили, что шхуна не решилась пересечь невидимую морскую границу. Донсков же был огорчен: такая демонстрация работы пограничников сорвалась! Беда, говорит, в том, что они лучше нас оснащены техникой слежения и обнаружения, вот и увидели наши корабли или самолет.

Утром нас вывезли в море на пограничном катере, бывшем охотнике за подводными лодками, списанном из Тихоокеанского флота и переданном пограничникам. Суденышко не такое уж большое, но все же с ракетными установками, глубинными бомбами, 30 человек команды. Прошли мы несколько километров и повернули к берегу. Капитан Феликс Школьник, невысокий, плотный морячок, с черными усиками, подкрученными концами вверх, подошел к нам и этаким ехидненьким голоском говорит:

— Ну, что, товарищи корреспонденты, будете теперь писать, что по Японскому морю ходили.

— А чего, — говорю, — задираешься, есть какие-то предложения?

— Есть. Сегодня вот иду в поход на сутки, будем развозить командиров застав, совещание тут было. Пошли со мной, хоть немножко больше на волнах покачаетесь.

— Да мы с удовольствием! Как вот Донсков скажет, наш хозяин.

Донсков согласился. И тем же вечером мы были занесены в судовую роль корабля — так это, кажется, называется, отчалили от пирса и двинулись курсом на Север. Толклись, кстати, на капитанском мостике в одних пиджачках: теплынь стояла, а было это уже как раз 5 декабря, в День сталинской конституции, потому и запомнилось. Вася вскоре попросился в машинное отделение, и его повели туда, а я сказал, что буду осваивать новые профессии поближе к командирскому мостику.

Феликс говорит:

— Зайдем ко мне в каюту, покажу тебе интересные секретные документы.

— Зачем мне твои секреты?

— Пойдем, не пожалеешь!

Мы как-то легко перешли с ним на «ты». Каютка у него была маленькая, но какая-то очень уютная, обустроенная. Он тут же полез в шкафчик и достал небольшую медную или латунную канистрочку, по форме и размеру напоминавшую автомобильный аккумулятор, только более узкий, достал стаканы:

— Ты как спиртик пьешь, разведенный или так?

— А как на флоте положено?

— Да лучше не разведенный!

— Тогда лей!

Хлопнули по полстаканчика под соленый огурчик и копченую колбаску, хорошо пошло. Повторили. Скоро я был совершенно готов к освоению корабельных профессий, любой, по-моему.

Для начала мне доверили пост радиометриста. Слушал глубины моря, откуда шли какие-то неопределенные звуки, я не очень-то понимал — какие. Наблюдал за радиолокатором и по внутренней связи докладывал командиру, мол, справа по курсу, столько-то градусов, столько-то кабельтов — цель. Там были, видимо, небольшие островки. Но вдруг прямо по курсу под лучом локатора, чертившим передо мной круги, нарисовалось некое огромное пятно, да совсем близко, и я, забыв все инструкции, заорал в микрофон:

— Феликс, там прямо перед носом какая-то огромная хреновина!

По кораблику прокатился гул смеха. Я сначала даже не задумался, кто это смеется и почему. Феликс потребовал доложить по форме. Ей Богу, не помню, что это было такое и что было дальше. Но вскоре я осваивал другую, еще более ответственную профессию — штурвального.

Нет, передо мной было не то огромное колесо, которое видел в кино и на картинках. Маленький круглый автоматический штурвальчик, меньше донышка сковородки, в верхней части — шкала. По команде капитана — сам моря не видел — крутил колесико, меняя курс.

— Медленно катиться вправо!

— Есть, медленно катиться! — А сам ржу и добавляю что-то по поводу того, куда «катиться». И опять по кораблю пророкотал смех.

Около меня стоял настоящий штурвальный. Я предложил ему разделить обязанности: мол, я буду крутить колесико, а ты — отвечать капитану. Он говорит, что так не положено. Пока торговались, я как-то упустил из поля зрения нолик, который там, на шкале, служит точкой отсчета градусов. Покрутил в одну сторону — нет нолика, покрутил в другую — тоже нет. В голову пришла гениальная мысль: крутить в одну сторону до тех пор, пока он не появится, ему же некуда деваться! Так и сделал. Тогда с мостика по трансляции услышал отчаянный вопль Васи Давыдченкова:

— Сашка, балда, корабль потопишь!

Мне как-то и в голову не пришло, что корабль в это время выписывает крутую дугу! Ну, разорвалась в уме связь штурвальчика с движением корабля, тем более что я, как уже сказал, ничего не видел, ни моря, ни берегов.

В завершение этого обучения новой профессии капитан объявил мне благодарность за отличную службу. Сказал, что из меня получится настоящий штурвальный, только надо плавать подальше от берега, где больше простора для любых маневров.

Когда я снова вылез на мостик, мы подходили к берегу, к какому-то причалу. Я вякнул:

— Уже приплыли?!

— Саша, плавает то, что знаешь, в проруби. А мы пришли, моряк ходит по морю.

Пока ответить мне было нечего, но какая-то озорная мысль в голове уже мелькнула. Когда, высадив одного начальника заставы, мы отходили от берега, я спросил капитана:

— Феликс, что там сигналят флажками?

— Счастливого плавания!

— Это кому?

— Мне! — в ответе я не сомневался, капитан не скажет «коллективу корабля» (смешно, между прочим, звучит) или кораблю, он всегда идентифицирует корабль с собой.