Дети-эмигранты. Живые голоса первой русской волны эмиграции 1918-1924 - Коллектив авторов Страница 27

«Но что же можем мы, восемнадцатилетние старцы, искалеченные и измученные (ведь мы знаем, что мы изуродованы!)?.. Несмотря на добросовестнейшие внешние старания, я малограмотен; ведь пробелы 17-х, 18-х и 19-х гг. нельзя теперь заполнить. Устроить мирный семейный очаг? – Мне 18 лет, а у меня уже полтора года туберкулез кости, мой сосед, ему 19 лет, и он имеет 14 ран, полученных на фронте. Какие же мы мужья?!»

«Одна надежда на воскресение нашей дорогой родины».

«Мы любим Россию и снова желаем ее видеть могучей, и сильной, и славной страной… Попросим же мы Бога о том, чтобы он вновь взял под свою защиту поруганную и униженную, но не забывшую, несмотря на все гонения, христианскую веру, нашу дорогую Святую Русь».

«Во втором классе я занимаюсь лучше, во‐первых, потому что я знаю, что единственное утешение у папы это я… а во‐вторых, у меня сознание, что я должна хорошо кончить образование, чтобы помочь папе и нашей дорогой родине всем тем, чем я смогу».

«Так тяжело сознавать, что ты ничем не можешь помочь своей родине, но я верю, что придет это время, когда мы будем нужны ей. Я с радостью готовлюсь к этому».

«Чтобы свергнуть большевистское иго, надо хорошие силы, чистые убеждения, для будущей России нужны образованные люди, которые помогли бы ей стать на прежнюю… высоту».

«Мы – новое поколение, и наш долг положить свою лепту на благо родины».

«Как-то мне попал отрывок стихотворения – чье оно, не знаю, да и зачем?

Черный ворон пьет глазки до донышка,

Собирает по косточкам дань,

Сторона ль ты моя, сторонушка,

Вековая моя глухомань!

Да, именно глухомань. И в ней, в этой глухомани, найдутся светлые святые силы. Она та величайшая залежь, в которой еще много никому не известных крепких сил, которые произведут оздоровление России. Где-то там, в глубине необъятной России, появятся люди старинного уклада, которые с именем Божием на устах пойдут спасать Россию…»

«Я поняла, что не в революции дело, не во внешних событиях мы можем найти ответ на все происшедшее, а надо искать его глубже: мне стало ясно, что это вечная борьба добра со злом, которая ведется от сотворения мира. Я верю, что правда восторжествует и Россия спасется светом Христовой Веры!»

Вот, наконец, и некоторые детские же общие выводы.

«Много пришлось перенести за дорогу и жизнь в N: и голод, и холод, и нужно было удивляться, с каким геройством переносили все это русские девочки».

«Здесь я вполне отдохнула и телом и душой… все, что было дурного, изгладилось из моей памяти – я помню только хорошее».

«Тут… пробуждают в вас все уснувшие чувства и нежность, и любовь, и юную жизнерадостность. В классах жужжат молодые голоса таких же оборванных, как ты сам, но веселых, с блестящими глазами и светлыми надеждами на будущее».

«Тяжкие страдания, выпавшие на нашу долю, еще более закалили характер, укрепили веру в Божественного Учителя, веру в отечество».

«Нужно жить, бороться и работать».

На этом мы и заканчиваем наш обзор этого замечательного материала.

Многие дни и ночи, недели и месяцы, которые я провел за чтением этих тысяч биографий, заставили сжиться с ними, сроднили с их авторами. Целый рой детских образов носился вокруг меня. На фоне личных несчастий и испытаний детские рассказы приобретали особое значение… Дети так много рассказывают о виденной ими смерти, что часто, в сотый раз с волнением следя за тем, как судьба ведет ребенка по краю пропасти, я забывал уже, что это «воспоминание», что автор уже вне опасности, что он остался жив, и ловил себя на логически нелепой, противоестественной и даже страшной мысли, но нелепой именно только логически, ибо для всех, кто в массе читал эти воспоминания, она понятна, доступна и даже неотвратима, – на мысли, что в сочинении опущен конец, что в нем нет рассказа о гибели автора. Почему смерть говорит о своем приходе устами других – живых?.. Она говорит так часто и так много, так упорно и неотвязно стоит все время за сочинениями, так неотступно вплотную подходит и смотрит из детских рассказов. Временами приходилось прерывать работу, нервы отказывались. Смерть отца, прощание с матерью – горячая волна жалости приливала к сердцу, читанное днем в кошмарах продолжало жить и ночью… Я чувствую, что не в силах был передать всего, что доверили и рассказали мне 2400 детей, что, может быть, сделал это я неумело.

Мои конечные выводы лишены мрачности и уныния, они бодры, но одна мысль не оставляет меня: без длительного продолжения помощи в ее единственно реальной форме – без школы – наши дети не смогут оправиться, они не выздоровеют. Они слишком утомлены, измучены пережитым, чтобы встать на ноги без чужой поддержки. Затянувшиеся детские раны вновь откроются. Школа, спасающая их от голодной смерти, заменяющая сиротам родителей, успокаивающая и целящая их душевные раны, «островок» потерянной родины – это то, без чего они погибнут.

Пусть каждый, кто понимает и чувствует, что все мы, люди известного поколения, всех положений и воззрений ответственны за судьбу детей, сделает для себя из этого тот вывод, который ясно подсказывает ему его неугасшая человеческая совесть.

Прага, май 1925 г.

В. В. Зеньковский

Детская душа в наши дни

Настоящий этюд посвящен общей характеристике детской души, какой она выступает перед нами в огромном материале, находящемся в распоряжении Педагогического бюро. Я старался все время остаться в рамках этого материала, хотя сознаю, что на меня имели бесспорное влияние как некоторые мои личные наблюдения над детьми эмиграции, так в особенности тот материал, который был собран слушателями и слушательницами Русского Педагогического института в Праге и обсужден в руководимом мной семинаре. Все же, насколько это возможно, я не выхожу за пределы детских сочинений; как ни трудна задача, перед которой я стою, но она и заманчива, ибо мы имеем дело с совершенно конкретными психологическими документами, с подлинными записями пережитого. Эти записи часто вводят нас в самый сокровенный мир внутренней жизни школьников, они рисуют те или иные факты в той форме, как они запечатлелись в их душе. Даже в тех случаях, когда работа выполнена по типу школьного сочинения, она остается ценной именно в этой своей стороне: эти маленькие биографии рисуют детскую душу независимо от