Мириам Анисимов - Ромен Гари, хамелеон Страница 27

Если Ромен не писал, он шел вместе с Сашей в «Гранд Блё» — элитное заведение на Променад-дез-Англе, куда приходили знаменитости, чтобы принять горячие или холодные морские ванны вдали от любопытных глаз, — где тот не без изящества играл в теннис с Франсуа Бонди{197}.

Саша, прекрасный теннисист, восхищался спортивными подвигами Рене Лакоста и Сюзанны Ленглен, которые часто тренировались на одном из лучших кортов Франции, в Имперском парке, рядом с пансионом «Мермон» и православной церковью Николая Угодника. Король Густав V часто приходил сюда на своих нетвердых старческих ногах — посмотреть на игру. Саша утверждал, что Ромен ни разу не вышел на корт, а сам он во время парной игры угодил мячом в лоб королю так, что тот упал, в то время как на трибунах воцарилось смятение и негодующее молчание{198}.

Александр Кардо Сысоев утверждал также, помахивая грамотой победителя, а на момент беседы ему было 86 лет, что вопреки тому, что написано в «Обещании на рассвете», Александр Сысоев, а не Гари выиграл в 1932 году турнир по настольному теннису. «После обеда мы вместе поехали в Тулон, где я участвовал в соревновании, которое должно было завершиться в девять часов вечера. Я выиграл, но мы опоздали на последний поезд до Ниццы. Мы сидели на скамейке напротив вокзала, и Ромен жаловался, что мать будет беспокоиться».

Саша знал, что Ромен, распуская слухи о связи своей матери с Мозжухиным, выбирает собеседников. «Он не решался утверждать при мне, что он сын Ивана Мозжухина, потому что этот любимый им актер был хорошим другом моей матери и иногда заглядывал на „Виллу Лидо“. В 1929 году, учась в четвертом классе, мы вместе с Роменом ходили в кинотеатр „Пари Палас“ на углу авеню Ла Виктуар и улицы Пари на фильм „Михаил Строгов“, в котором блистал Мозжухин, и, выходя из зала, я сказал, что Мозжухин — хороший знакомый моей мамы. После этого мы пять лет с ним об этом не говорили… В то время актерская карьера Мозжухина клонилась к закату, но у него еще оставалось достаточно денег, чтобы останавливаться в отеле „Негреско“ всякий раз, когда он приезжал в Ниццу{199}. Как-то раз мы видели Мозжухина в бассейне „Гранд Блё“. Ромен ошеломленно смотрел на него издали, но подойти не решился. Он начал намекать некоторым, что Иван Мозжухин — его отец, и я не видел, чтобы он разубеждал тех, кто ему верил»{200}.

Заинтригованные собеседники Ромена не заботились о правдоподобии, не требовали подробностей. Никто не спрашивал, навещает ли он своего «отца», когда тот приезжает в «Негреско». К тому же существовало несколько вариантов истории, которые объясняли многие нестыковки: иногда новоиспеченный эмигрант, заговаривая о профессии отца, от случая к случаю упоминал его то торговым агентом, то адвокатом, то дипломатом.

Многие одноклассники и друзья Гари были евреями — Франсуа Бонди, Эдмон Гликсман, Рене Зиллер, — но в тридцатые годы, когда партия «Аксьон Франсез» называла евреев «темными личностями», этим образованным молодым людям, которых считали иудеями, и в голову не пришло бы говорить о своей национальности даже в разговоре друг с другом. Еврейские корни скрывались, о них никто не должен был знать. Только в 1967 году они подадут голос, когда Гари опубликует «Пляску Чингиз-Хаима», да и то весьма завуалированно. Еврей Чингиз-Хаим (в оригинале Чингиз Кон), от лица которого ведется повествование этой безнадежно-пессимистической книги, не более чем диббук — злой дух умершего, вселившийся в тело живого, в данном случае — бывшего эсэсовца Шаца. Оба, и Кон и Шац, существуют лишь в воображении автора.

В Ницце эмигрантов из Восточной Европы было множество. В те годы во Франции насчитывалось два с половиной миллиона иностранцев, среди которых было много евреев. Гари видел, что родина прав человека отнюдь не такова, какой представлялась из Польши.

Кардо Сысоев, родившийся 22 августа 1914 года в Москве, рассказывал Ромену, что его предки были княжескими боярами, а его дед по материнской линии носил фамилию Шуйский и служил ветеринаром на императорском конном заводе.

Отец Саши, тоже Александр, родился 7 мая 1872 года в Тифлисе, получил инженерное образование и служил в чине полковника в императорском карауле. В феврале 1925 года — тогда они жили в Праге — Сысоев-старший подал заявление на выдачу французской визы для жены и сына. Как и Мина Касев, в качестве причины, по которой им необходимо было выехать на юг Франции, он указал хрупкое здоровье сына, воспитанника королевского французского лицея в Праге. Согласно документам дела, заведенного на его имя префектом полиции, Александр Кардо Сысоев — русский, выходец из Грузии{201}, владелец крупного состояния.

Мать Саши, Марианна Сысоева, в девичестве Скрошина, тоже родилась на Кавказе, в городке Гори (Грузия) 15 января 1886 года{202}. Она была учительницей и увлекалась живописью. Перебравшись во Францию, стала заниматься пансионом. Ее клиентам, эмигрантам-аристократам, далеко не всегда было чем заплатить за проживание.

Роман утверждал, что, как и Саша, он родился в Москве{203}, а псевдонимом своим избрал название родного города Марианны Скрошиной — так, как оно произносится по-русски.

17

В сентябре 1929 года Ромена Касева приняли в четвертый класс бывшего имперского лицея в Ницце третьей категории, что соответствовало седьмому-восьмому классу в России, так как во Франции принят обратный отчет. Лицей был основан 22 сентября 1803 года и сначала располагался в помещениях монастыря босоногих августинцев и Центральной школы, первой в Приморских Альпах. Когда Ницца отошла к Сардинскому королевству, имперский лицей закрылся. Его место в 1820 году занял иезуитский колледж, но 5 мая 1848 года король Италии Карл Альберт отдал приказ о его упразднении и конфискации имущества, поскольку иезуиты выступали против проводимой им политики.

Когда по договору, заключенному 24 марта 1860 года, Ницца вновь стала французским городом, министр народного образования Франции распорядился открыть здесь имперский лицей четвертой, самой низкой категории. Был проведен ремонт спален, восстановлена церковь. После падения Второй империи учебное заведение получило название Большого лицея. В 1872 году, во времена Третьей республики, лицею была присвоена третья категория, в 1876-м — вторая и наконец в 1883-м — первая. Был перестроен фасад здания: вход и крытая галерея.