Сергей Нечаев - Сальери Страница 27

А вот о Моцарте сказать то же самое трудно. Например, в мае 1790 года он написал следующее письмо эрцгерцогу, будущему императору Францу II: «Моя любовь к труду и сознание своего умения позволяют мне обратиться к вам с просьбой о предоставлении мне положения второго капельмейстера, тем более что Сальери, хотя и опытнейший капельмейстер, никогда не занимался церковной музыкой»{170}.

Что это, как не попытка «подсидеть» конкурента?

Сальери же в тот момент было, по большому счету, не до Моцарта, ведь в 1789 году вышли в свет еще две его работы: трагикомическая драма «Верный пастор» (Il Pastorfido) на либретто Лоренцо да Понте и опера-буффа «Цифра» (La Cifra) по либретто того же да Понте. В том же 1789 году, кстати сказать, опера «Тарар» была успешно поставлена в Санкт-Петербурге.

Со своей стороны Моцарт, будучи масоном, воспринял французскую революцию несколько иначе. Дело в том, что в Вене тоже имелись свои «якобинцы». Это были либералы-идеалисты, желавшие возврата к реформам Иосифа II. Нет сомнений и в том, что они хотели пойти дальше — по пути, указанному «людьми 1789 года». Конечно, они не были так опасны, как их французские «братья», но среди них «было несколько франкмасонов типа Шиканедера, Моцарта, Гизеке и Игнаца фон Борна»{171}.

Император Франц II безумно боялся «революционной заразы» и жил в постоянном страхе перед ней. И чем больше он ненавидел якобинцев, внешних и внутренних, тем больше страха нагонял на свой народ. Сам перепуганный, он стремился насмерть запугать своих подчиненных, видя в этом единственную возможность усидеть на троне.

Как известно, у страха глаза велики. Потому Франц II и обрушил всю силу своей государственной машины на искоренение малейших зачатков мятежа и крамолы. В результате участники якобинского «заговора» были арестованы, а одного из них, Франца фон Хебенштрейта, автора философской поэмы «Человек — людям», даже повесили. Остальные 17 подсудимых (все они оказались членами тайных масонских обществ) были пожизненно отправлены в тюрьму.

Марсель Брион пишет:

«Нужно было плохо знать венцев, чтобы считать, что они поддадутся франкофильской и революционной пропаганде в тот момент, когда французская революция только что обезглавила венскую принцессу. Огромное большинство венцев было всем сердцем на стороне волонтеров, отправлявшихся сражаться против армии Республики, и даже обычно вовсе не воинственное простонародье с энтузиазмом маршировало вместе с ними. Те, кто почему-либо не имел возможности непосредственно участвовать в войне, помогали, чем могли. По примеру императора, отдавшего в переплавку свою золотую посуду, аристократия и буржуазия жертвовали столовое серебро. Даже цеховые корпорации несли в переплавку свои старинные регалии и чеканные кубки, многие из которых бережно хранились со времен Средневековья. Во всех классах общества царило единодушие, и каждый грош ребенка, рабочего или мелкого ремесленника служил наращиванию военной казны империи»{172}.

А вот что писал 2 августа 1794 года своему другу Николаусу Зимроку молодой Бетховен: «Здесь взяты под стражу различные видные люди, и ходят слухи, будто должна была вспыхнуть революция. Но я полагаю, что, покуда австриец располагает темным пивом и сосисками, он на восстание не поднимется»{173}.

Как уже говорилось, Моцарт был масоном. Был он им с ноября 1784 года. В одной из его биографий сказано: «Моцарт не занимался политикой, и хотя вступил в масонскую ложу “Коронованная надежда” и даже задумал основать новую ложу под названием “Грот”, устав которой сам написал, был движим скорее гуманизмом и человеколюбием, а вовсе не идеей потрясти существовавший порядок»{174}. Александр Дратвицки с этим категорически не согласен, утверждая, что Моцарт «был воинствующим франкмасоном» (il fut un franc-maçon militant){175}.

Императрица Мария Терезия, женщина с энергичным и властным характером, ненавидела масонов, а Леопольд II и Франц II унаследовали от нее эту ненависть и подозрительность к «вольным каменщикам».

Марсель Брион в связи с этим пишет: «Французская революция 1789 года встревожила абсолютных монархов и вызвала огонь критики на франкмасонство, которое считалось ответственным за жестокости и беспорядки, царившие в залитой кровью Франции, тогда как само франкмасонство стало первой жертвой революции уже потому, что оказалось неспособным ей помешать. Леопольд II воспользовался этим предлогом, чтобы лишить австрийских франкмасонов той неявной поддержки, которую им оказывал его брат. Он даже запретил эту опасную “секту”, что было наилучшим способом сделать ее действительно опасной для монархии, бросив в объятия оппозиции. Из-за принадлежности к франкмасонству Моцарт подпал под эти меры и оказался удаленным от двора, как если бы представлял опасность для трона»{176}.

А вот был ли масоном Сальери? Это, как говорится, вопрос, и однозначного ответа на него нет. Во всяком случае, историки тут высказывают диаметрально противоположные мнения. Например, Робер Арно утверждает, что «в Вене имелись известные франкмасоны, в частности, знаменитые медики ван Свиттены, отец и сын, а также великие музыканты, такие как Сальери и Гайдн»{177}. С другой стороны, Ольга Вормсер пишет: «Моцарт не получил места преподавателя музыки у Елизаветы Вюртембергской, жены племянника Иосифа. Тот предпочел для этого Сальери <…> который не был масоном»{178}. Аналогичные мнения высказывают также Брижитт Массен («даже Сальери, который не был франкмасоном, оказался втянут в эту клевету»{179}) и другие авторы.

ТРИ СМЕРТИ

Как известно, Моцарт заболел 20 ноября 1791 года. Сначала у него сильно опухли руки и ноги, затем — всё тело. Появились жар и сыпь на теле. Началась экссудация, то есть просачивание жидкости из мелких кровеносных сосудов в ткани или полости тела, что характерно для воспаления.

Через несколько дней композитор стал совсем слабым, почти безжизненным. Его лечащий врач Томас Клоссет пытался поставить диагноз, но у него ничего не получалось. Прошла неделя, и он обратился за консультацией к одному из коллег, и тот нашел, что больному уже ничем нельзя помочь.

Четвертого декабря доктора Клоссета вызвали поздно вечером, и он принялся ставить Моцарту холодные компрессы, чтобы сбить у больного жар, вызывавший дрожь во всем теле. Сестра Констанцы потом рассказывала, что «компрессы так сильно подействовали на Моцарта, что он потерял сознание, а потом умер, в пятьдесят пять минут первого ночи, 5 декабря 1791 года»{180}.