Владимир Гернгросс - На мостике тральщика Страница 27

Потопить корабль гитлеровцам не удалось и на этот раз. Но тральщик получил новые повреждения. В цистерны с дизельным топливом попала забортная вода. Трое краснофлотцев были ранены.

Между тем «Гарпун» упорно продолжал идти, держа курс на мыс Пицунда. Механик с погибшего «БТЩ‑27» С. Т. Саблуков организовал борьбу за живучесть корабля. Ему помогал боцман А. П. Мироненко, тоже ранее служивший на «двадцать седьмом». Под руководством механика мотористы и трюмные около двух суток заделывали пробоины, откачивали из отсеков воду. В трудный час самоотверженно и мужественно действовали командиры отделений мотористов Доронин, Пономарев и другие старшины и краснофлотцы.

20 июня в 10 часов показался Кавказский берег. Штурман определил место корабля: «Гарпун» находился в районе Сочи, Адлер. Командир взял курс на Туапсе, где имелась ремонтная база.

Когда израненный «Гарпун» входил в порт, я приказал сыграть «большой сбор»[17]. Героический тральщик мы встретили в почетном строю. Этого славный экипаж «Гарпуна» заслужил своей железной волей, мужеством, высокой морской и боевой выучкой, беззаветной верностью своему долгу.

Морской извозчик

Все чаще «Щит» выступал в роли транспортного судна, или морского извозчика, как в шутку теперь называли краснофлотцы свой тральщик. Нам приходилось перевозить и войска, и боеприпасы, и горючее. Впрочем, перевозками занимались и другие корабли флота — эсминцы, сторожевики и даже подводные лодки.

Использовать боевые корабли в транспортных целях вынуждала боевая обстановка. Противник, укрепившись в Крыму[18], все более усиливал противодействие нашим перевозкам на Черном море. С конца мая 1942 года его торпедные катера несли постоянный блокадный дозор в районе Севастополя. Ночью, в хорошую погоду, они находились на позиции выжидания у севастопольского фарватера, пытаясь совместно с авиацией или самостоятельно атаковать наши конвои. Там же, на воде, сидели с выключенными моторами немецкие гидросамолеты–торпедоносцы, оснащенные шумопеленгаторами. Я уже не говорю о том, что севастопольский фарватер теперь был пристрелян дальнобойной артиллерией противника.

Каждый поход в Севастополь экипаж воспринимал как особо важное боевое задание.

В последний раз мы направились в осажденный Севастополь 1 июля 1942 года. Было около четырех утра, когда «Щит» вместе с тральщиками «Защитник», «Взрыв» и «БТЩ‑16» оставил Новороссийскую бухту. Нам предстояло доставить защитникам главной базы флота боеприпасы и продовольствие.

Между тем положение Севастополя уже было критическим. Он сражался с противником, имевшим почти двойное превосходство в людях и несравнимое — в авиации, танках, артиллерии[19]. Враг продолжал перебрасывать сюда свои резервы с других участков фронта.

Перед выходом из Новороссийска я уже знал, что вражеские войска форсировали Северную бухту. Но мы знали и другое: севастопольцы оказывают врагу ожесточенное сопротивление. Они стоят насмерть, с боями отстаивают каждую пядь родной земли. Особенно нас изумил и потряс бессмертный подвиг артиллеристов 30‑й батареи. Когда кончились снаряды, воины заперлись в башнях, железобетонных люках и взорвали себя вместе со всей батареей. При этом взлетели в воздух десятки фашистских солдат и офицеров, проникших к орудиям.

По диспозиции перехода, определенной штабом, «Щит» был передним мателотом, за ним в кильватер шел «шестнадцатый», позади него в пяти милях следовали остальные тральщики. С воздуха нас прикрывали два самолета ДБ‑3, имевшие большой радиус действия. Конечно, два бомбардировщика — это не так много, но с ними как–то спокойнее, увереннее чувствуешь себя.

Через некоторое время эти самолеты сменяет другая пара ДБ‑3. Но к 14 часам бомбардировщики исчерпывают своя возможности для сопровождения и ложатся на обратный куре.

Погода благоприятствует переходу — дует слабый остовый ветерок. Мерно покачиваясь на легкой волне, тральщики полным, 16-узловым ходом идут заданным курсом.

Под вечер поступает радиограмма от начальника штаба флота контр–адмирала И. Д. Елисеева: в связи с дальнейшим обострением обстановки в Севастополе в Стрелецкую и Камышевую бухты входить нельзя; в полночь подойти к Херсонесской пристани и, взяв людей, следовать в Новороссийск.

Не верится, что Севастополь уже в руках врага. Несколько позже мы узнали о решении Ставки Верховного Главнокомандования об оставлении города. Его защитники эвакуировались подводными лодками, катерами, различными плавсредствами. Но на отдельных участках обороны Севастополя бои продолжались до 9 июля. Исчерпав все возможности для сопротивления, группы бойцов и командиров прорывались вдоль побережья в горы, многие уходили из города вплавь, надеясь встретить в море свои корабли.

Но в тот день, 1 июля, нам было известно, что небольшой клочок Херсонесского полуострова еще удерживается нашими частями. На помощь им и спешили мы изо всех сил.

Наш курс и строй — прежние. До Крымского побережья остается еще около сотни миль. Скоро наступят сумерки. Еще немного, и тогда, в темноте, фашистские самолеты вряд ли смогут обнаружить нас. Но нет, не удается избежать встречи с ними. Напряженную тишину, установившуюся в эти минуты на мостике, нарушает резкий голос сигнальщика:

— Правый борт, курсовой девяносто, «Хейнкель‑111».

Небо чистое, светло–голубое, для авиации лучших условий не придумаешь. Через несколько минут появляется еще один Хе‑111, и оба самолета кружат над нами, не входя в зону досягаемости корабельных орудий. Потом летчики скрываются за горизонтом, но примерно в 19 часов я одновременно с сигнальщиками замечаю со стороны Крыма пять темных точек. Самолеты на большой высоте идут прямо на нас. Сейчас уже можно рассмотреть — это «юнкерсы».

К тому времени погода заметно ухудшается. Ветер усиливается до пяти баллов. Волнение моря затрудняет наводку орудий. Словно чувствуя это, Ю-87 нагло приближаются к «Щиту» и все пять начинают пикировать. Я успеваю отвернуть корабль от их удара. Однако они, развернувшись, снова атакуют.

— Чувствуется, нас принимают за флагмана, — замечает комиссар.

— Да, идем головным, поэтому так считают, — соглашаюсь с ним.

Качка мешает зенитчикам вести заградительный огонь. Теперь больше надежд на маневрирование, хотя и оно нелегко дается — при резких поворотах волна с грохотом обрушивается на верхнюю палубу, грозя смыть за борт людей. Вот и приходится внимательно следить и за самолетами, чтобы не пропустить момент отрыва бомб, и за волной, чтобы она не захлестнула корабль. При всем этом надо создавать и условия, выгодные для ведения зенитного огня.