Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров» Страница 28

Так мы прошли несколько раз вдоль линии фронта. При этом Кожедуб держал большую скорость и снижался гораздо ниже, чем это делали другие летчики. Такая тактика была мне понятна: снизу всегда более удобно атаковывать, да и свой самолет на фоне земли меньше заметен.

Наконец мы увидели вдали группу самолетов. Кожедуб устремляется к ним, но вдруг отворачивает и проходит метрах в двухстах сбоку. Это «Илы», наши штурмовики. Увидев нас, они заволновались, начали делать змейки, но, опознав нас как своих, успокоились. Мы несколько минут сопровождали их, но, убедившись, что они идут домой, отвалили. Время было на исходе, надо было возвращаться домой и нам.

Мы пересекли Одер – в воздухе ни одного самолета: ни своего, ни чужого. Вот впереди и наш аэродром. Вдруг впереди справа, почти на пересекающемся курсе я вижу какой-то самолет, и в этот момент Кожедуб передает:

– Прикрой, атакуем!

Его самолет стремительно сближается с неизвестным самолетом. Теперь и я вижу, что это «Фокке-Вульф-190». К нему тянется дымящаяся линия. Это трассирующие снаряды пушек самолета Кожедуба. На «фокке-вульфе» видны разрывы – появляется шлейф дыма. Видно, как от самолета отделяется фигура летчика, и над ним раскрывается парашют. Самолет падает в лес возле стоянки, а летчик приземляется прямо на нашем аэродроме. Мы садимся, вылезаем из самолетов, и к Кожедубу подбегают летчики, поздравляя его со сбитым пятидесятым самолетом.

Наше «бесцеремонное» появление на самом берегу Одера, чуть ли не в десятке километров от линии фронта, выводило немцев из себя. Сначала они решили применить против нас артиллерию. Подвезя к линии фронта дальнобойную пушку, они стали методически обстреливать аэродром. Каждые полчаса раздавался свист летящего снаряда, и все бросались в укрытия. Возле каждого самолета были вырыты щели, и, сидя на их дне, ты слушаешь нарастающий визг тяжелого снаряда и определяешь, где он упадет. Снаряды падали с большим разбросом: видимо, эта пушка была времен Первой мировой войны, может быть, даже знаменитая «Берта», обстреливавшая Париж. После того как местность была прочесана в поисках корректировщика, меткость огня вражеской пушки еще более упала, но все равно сидеть в щели и ожидать падения снаряда было неприятно. С тем большим нетерпением мы ожидали, когда поднимемся в воздух.

В дополнение немцы предприняли и воздушные атаки. Приехав рано утром на аэродром, мы начали готовить самолеты к вылетам. Только начинало рассветать, и в воздух поднялась пара разведчиков. Это была пара, которая ежедневно рано утром вылетала, чтобы определить воздушную и метеорологическую обстановку. Пройдя 50—60 км на запад, они определяли высоту облачности, ее характер, а заодно просматривали линию фронта: спокойно ли на ней или где-то разгорается бой. Обычно определялась и активность воздушного противника.

В этот день на разведку ушла пара Миши Тараканова, командира звена 1-й эскадрильи. Проводив ее глазами, мы продолжали работу. Кое-где уже ревели моторы, поэтому внезапно появившийся и нараставший свист бомб застал нас совершенно врасплох. Я сидел в кабине самолета и только собирался запускать двигатель, как мой механик вдруг ударил меня по плечу и, показывая вверх, закричал:

– Командир, немцы!

Взглянув вверх, я увидел группу самолетов, пикирующих на нашу стоянку. От некоторых даже уже начали отделяться черные тела бомб. Никогда еще не вылезал я так быстро из кабины самолета, я буквально вылетел как пробка из бутылки шампанского! Хорошо, что щели мы с механиком вырыли буквально возле хвоста самолета, поэтому под нарастающим воем мы успели добежать и вскочить в довольно узкую и не очень глубокую яму. Взрывы бомб, происшедшие метрах в 40—50 в глубине леса, заставили меня еще глубже наклонить голову и пожалеть, что наша щель такая неглубокая.

После разрывов наступило небольшое затишье, и я, распрямившись, высунул голову и стал осматриваться. Нарастающий рев моторов пикирующих самолетов заставил меня снова согнуться на дне щели – и вовремя. В щель полетели сбитые снарядами ветки деревьев и донеслись пушечные очереди и рев выходящих из пикирования «фокке-вульфов».

Еще раза два или три нам приходилось сгибаться, укрываясь от пушечных очередей, но в перерывах между ними нам удавалось высовываться и наблюдать происходящее вокруг. В дальнем углу поля горело несколько самолетов – кажется, из состава 1-й эскадрильи. Они должны были вылетать первыми и, видимо, при пробе двигателей размаскировали свои самолеты, сняв с них зеленые ветки. А ведь казалось бы, что хитрого – накрыть самолет несколькими заготовленными сосновыми или еловыми ветками? Тогда обнаружить самолет сверху будет трудно, тем более рано утром!

Затем я посмотрел на центр аэродрома, куда пикировали и стреляли несколько немецких самолетов. Картина была трагикомическая. Выезжавший на летное поле для расстановки флажков, обозначавших взлетную полосу, шофер при взрыве бомб выскочил из машины и убежал в лес, забыв снять машину с первой скорости. И вот все затаилось, а по аэродрому, несмотря на бомбежку, кругами ездит автомашина. Немцев это вывело из себя! Сначала стала пикировать и стрелять по машине пара «фокке-вульфов», – но та продолжала выписывать замысловатые кривые. Видимо, руль машины болтался, и колеса отклонялись в сторону в зависимости от попадавшихся кочек. Немыслимые развороты срывали прицельную стрельбу, и машина продолжала петлять, – так преследуемый собаками заяц немыслимыми прыжками уходит от погони. Азарт охватил еще несколько пар. Чуть ли не 8 или 10 немецких самолетов, мешая друг другу, пикировали на машину и осыпали аэродром снарядами, но машина, накренившись на один бок (видимо, ей попали в покрышку), продолжала двигаться.

В это время над аэродромом разгорелся воздушный бой. Возвращавшаяся с разведки пара Миши Тараканова атаковала прикрывавшее штурмовиков звено немцев. В завязавшийся бой вступило еще одно звено немцев, и паре Миши пришлось драться с восьмеркой «фокке-вульфов». Но горючее у Миши и его ведомого кончалось, и им пришлось выйти из боя.

На аэродроме между тем заканчивалась штурмовка. Расстрелявшие боекомплект немцы уходили на запад, и лишь несколько самолетов продолжали расстреливать автомашину, которая каким-то чудом еще продолжала двигаться. Среди штурмующих выделялся один с выпавшей «ногой». Он снижался буквально до нескольких десятков метров и продолжал расстреливать машину. Казалось, что он вот-вот заденет ее своим выпавшим колесом! Наконец машина вспыхнула. Одиночный «фоккер» прошел над ней, затем сделал горку, с пикирования выпустил последнюю очередь по лесу и на бреющем умчался к Одеру. На аэродроме стало тихо. Летчики и техники вылезали из-под машин, обменивались впечатлениями. Как ни удивительно, но никто не был даже ранен. Решили оглядеться повнимательней.