Наталья Черных - Сокровища святых. Рассказы о святости Страница 28

Златоуст был опытным пресвитером, он был прекрасно осведомлен обо всех бедах, грозивших Церкви как снаружи, так и изнутри. Порой выступал с гневными обличениями и добивался изменения в положении дел. Он был и тонким политиком: в часы отчаяния поддерживал паству, а в часы покоя взывал к новой деятельности, обличал леность. Но не слишком ли горячими были его обличения для столицы, где лучшим средством для установления власти является лесть? Златоуст умел манипулировать, но льстить не умел.

Мало у кого так ярко и живо получалось изобразить недостатки и достоинства тогдашнего общества, которое только-только осознало себя христианским, как у Златоуста. Он описывает и скачки, и поведение людей на скачках. А надо сказать, что это было самое любимое занятие горожан. С юмором изображает Златоуст одежду и поведение обычной горожанки, тратящей бездну времени на покупку кусочков кожи нужного цвета и на заказ изделий из драгоценных металлов. Для него все эти предметы являются символами, потерянными добродетелями. Рядом с изображением расточительности возникает и изображение скупости. Златоусту был знаком образ прижимистого шельмоватого торговца, который для наших современников своей важности не потерял. Последовательно изображает святой, как грозное одиночество смыкается вокруг скупого, как покидают его семья, друзья и, наконец, как самым неожиданным образом исчезают его богатства. Для того чтобы наглядно изобразить скупость, Златоуст приводит пример из городской жизни: продажная женщина. Она умело вытягивает из своего клиента все средства и не успокаивается даже тогда, когда он лишится всего, что у него есть. Тогда она начинает обращаться с ним особенно надменно, грубо, шантажирует его, становится его госпожой и заставляет самыми ужасными средствами добывать для нее деньги. И так бедный пленник любви и скупости оказывается в темнице. Этот же образ применим и ко всякой страсти, становящейся кредитором несчастной души.

Наряду с обличением богатых Златоуст выражает и сочувствие к обездоленным. Константинопольское общество было менее благополучно, чем римское, и потому наряду с ужасающей роскошью в нем царила и самая последняя нищета. Златоуст обращается к бродягам и заключенным: увещевает не терять веры во Христа. Поразительно, как верно он изображает их переживания, будто и сам претерпел нечто подобное. А ведь его ожидали в недалеком будущем две тяжелейшие ссылки и невыносимый для обычного человека груз клеветы. Слово святого всегда содержит в себе пророчество.

В 397 году Иоанн, по совету министра Евтропия, указом императора Аркадия был переведен в Константинополь и назначен архиепископом. И мир тут же ополчился на святого. Златоуст вызывал и восхищение, и ненависть. Имя его не сходило с уст толпы. Его проповеди напоминали поэтические произведения. Слушатели запоминали их едва ли не наизусть. Повторяли своим близким и друзьям на рынках и в домах. Ленивый сытый покой столицы был нарушен. В Константинопольский собор ходили слушать Златоуста — тогда ему и дали это прозвище — как ходят на скачки. Собор был полон — лучшие места распределялись среди знати и заранее, за деньги. Даже враги Златоуста считали своим долгом приходить на его проповеди.

В то время к церковной проповеди действительно относились как к зрелищу. В этом заметен пережиток античной культуры. Возможно, что православный храм потомки древних греков воспринимали как театр времен Софокла и Эсхила, когда ради представления земледельцы оставляли свои труды и получали небольшую плату в возмещение убытка. Даже люди, не вполне разделявшие христианские убеждения, приходили в храм на проповедь и старались занять там лучшее место. Обычные горожане слушали стоя. Иногда в храмах было очень тесно. Ценилась острота выражения, интонация, красота голоса проповедника, — словом, все внешние проявления ораторского искусства. Угодить таким слушателям было почти невозможно; они очень живо и непосредственно выражали свои чувства.

Златоуст, восхищавший своим талантом оратора, вызывал ненависть содержанием проповедей. Он казался большинству жителей Константинополя неоправданно строгим и провинциальным. В беседах на Евангелие от Иоанна Златоуст неоднократно упоминает о необходимости материальной помощи бедным и заключенным, об отказе от роскоши. И, наконец, объявляет, что из тех, кто слушает его слова, спасутся лишь немногие. Все это воспринималось придворной знатью и придворным духовенством как оскорбление. Столица желала праздников и роскоши, а новый епископ убеждал отказаться от них. Новые веяния и нравы были свойственны обществу светскому, а Златоуст говорил о раздаче владений. То, что уместно было в Антиохии, в Константинополе было нелепо. Архиерей, с немногими помощниками да искренне любящим его простонародьем, остался один на один с огромной империей в лице коварной Евдоксии и слабовольного Аркадия.

Предшественник Златоуста, Нектарий, часто давал в архиерейском дворце роскошные приемы и обеды, на которые собиралось почти все константинопольское священство. Тем обиднее показалось, что Златоуст вовсе упразднил эти пиршества и ввел в церковный обиход довольно строгий, почти монашеский распорядок. У Златоуста была язва желудка, так что вкушать мог только легкую, жидкую и теплую пищу, которую готовил ему его келейник, и при еде ужасно страдал. То, что новый пастырь никого у себя не принимает, вызывало обвинения в замкнутости, дурном характере и скупости. Приняв Святые Тайны, он в алтаре съедал ячменную лепешку и запивал ее водою. Это послужило обвинением в невоздержанности и лицемерии. Златоуст изредка принимал у себя молодую вдову, диаконису Олимпиаду, для советов относительно духовной жизни и дел милосердия, а его обвиняли в самом черном разврате. Обвинения громоздились на обвинениях.

Ж.-П. Лоран. Иоанн Златоуст и императрица Евдоксия.1800-е годы

В то время силы Церкви были уже сильно подточены. Внешний, порой даже чрезмерный, блеск, скрывал адские глубины. Здравое учение едва-едва было восстановлено, но опоры у него не было, а партия ариан была невероятно сильной и влиятельной. Император и императрица официально считались православными, но поддерживали ариан.

Константинопольское общество было в основе своей еще языческим, и это подтверждает то, как охотно горожане праздновали День Кибелы, один из языческих праздников, посвященных «матери богов». На одном из таких празднеств установили статую императрицы Евдоксии в виде Кибелы. Златоуст выступил с блистательной и сокрушительной речью против того, чтобы христианская императрица праздновала языческий праздник, и сравнил Евдоксию с Иезавелью и Иродиадой. Златоуст был лишен архиерейского достоинства и сослан — сначала в Армению, в Кукуз, захудалый городок, который часто подвергался набегам варваров, а затем в глушь Иверии, в Команы.