Феликс Медведев - Вознесенский. Я тебя никогда не забуду Страница 28

Спасибо тебе, дорогой Андрей. Спасибо за все, что ты сделал для нас.

– Последний раз я видела Андрея Андреевича у нас в музее 25 января этого года на вручении премии «Триумф». Он выступал как член жюри. Но чувствовалось, что голос уже не принадлежал ему. Говорил он очень-очень тихо, так тихо, что даже микрофон не мог донести до собравшихся в зале его слова, и ведущий их произносил как бы заново. Нас поразило то, что, несмотря на болезнь, Вознесенский пришел в музей, где вручалась премия талантливым людям нашего искусства. И он говорил светло, глубоко, мудро. Говорил так, как мог сказать только он.

Андрей Андреевич любил наш музей, потому что он любил искусство, любил художников, сказавших своим талантом что-то новое. Как кто-то сказал: «Талант не ходит в одиночку». Вот и поэт Андрей Вознесенский был еще и ярким, оригинальным художником. Его идиомы ироничны, мистически таинственны. Этот жанр требует разгадки: в нем соединились слово поэта и взгляд художника.

Я горжусь, что знала, любила большого поэта двадцатого века и дружила с ним. Горжусь тем, что в 1987 году в его статье «Прорабы перестройки» было упомянуто и мое имя.

Андрей Вознесенский ушел от нас. И мне кажется, что вся его жизнь, все его творчество, талант были посвящены тому, чтобы как можно больше людей открыли для себя окно в мир.

Дорогой Андрей Андреевич, с вами уходит целая эпоха в жизни нашей страны.

«Давайте называть вещи своими именами. Ушел из жизни великий русский поэт, звезда нашего литературного поколения шестидесятников. О его роли в русской поэзии говорили, говорят и будут говорить специалисты.

Я же скажу, что нас связывала пятидесятилетняя дружба (в конце 59-го года он пришел ко мне в «Комсомольскую правду» с подборкой стихов), и я никогда не забуду, что он первым из советских товарищей приехал ко мне ночью домой, на парижскую квартиру, а вот тогда встречаться со мной для советских граждан было опасно. Он не испугался.

Надеюсь, что мне хватит сил и времени написать о нем отдельную главу в книге воспоминаний, ибо он, поэт известный во всем мире, был человеком-загадкой. И может быть, ключи к этой загадочности я сумею подобрать.

А вообще у меня ощущение, что неумолимо опускается занавес, и чтобы посчитать оставшихся литераторов-шестидесятников, вполне хватит пальцев обеих рук. Низкий поклон его верной жене, защитнице от жизненных невзгод – Зое-Озе.

Анатолий Гладилин».

– Президент Российской Федерации Дмитрий Медведев, Председатель Правительства Российской Федерации Владимир Путин, Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко, премьер-министр Украины Николай Азаров, мэр Москвы Юрий Лужков, Посол Соединенных Штатов Америки в Москве Джон Байерли, Михаил Горбачев, Родион Щедрин и Майя Плисецкая…

… Вслед за проливным дождем над Новодевичьим ярко засветило солнце. Мы провожали великого поэта, до последних дней остававшегося верным своему высокому предназначению, вдохновенного длинношеего юношу с площадки Политехнического, зомбировавшего своим нонконформистским стихом публику всех поколений.

Стихи его с нами. А сам он просто незаметно вышел из этой комнаты – в другую.

Вобюлиманс, Андрей!

О Вознесенском мне рассказали…

Мой любимый жанр в журналистике – интервью. Потому, наверное, что в откровенных разговорах четче и выпуклее выражается человеческий и творческий характер собеседника.

Да и я должен быть в форме, как говорится, «на высоте», чтобы выудить из моего героя все, что мне интересно. В длительных, иногда несколькочасовых разговорах порой случается, что один из нас уходит в сторону от основной канвы беседы.

И вдруг неожиданно произносится известное имя актера, художника, писателя, и такой фрагмент, мазок делает нашу беседу более яркой. Для этой книги я провел дополнительную работу: просмотрел огромное количество своих интервью, где в самых разных контекстах упоминается имя моего кумира.

Мы регулярно посещали квартиру Лили Брик на Кутузовском проспекте.

Я видела там Мстислава Ростроповича, Майю Плисецкую, Родиона Щедрина. Часто приходил Андрей Вознесенский.

Лиля его привечала и считала весьма талантливым. Возможно, видела в его стихах продолжение Володи.

Из неопубликованного интервью с Людмилой Кирсановой, женой поэта Семена Кирсанова. Москва, 1979

Маяковский в своем футуристическом манифесте когда-то уподобил слово «мы» глыбе, на которой стояли он и его соратники среди свиста и негодования. Наше «мы» тоже было такой глыбой, и с этой глыбы многие соскальзывали. Но на нее поднимались и новые соратники. Так появился Вознесенский, ворвавшийся в поэзию в отличие от многих из нас сразу – с молниеносностью фейерверка.

… Вкусы молодежи шли вразрез со вкусами этих критиков, и своей любовью наши читатели верно поддерживали нас в самые трудные минуты. Наше поколение раздражало своей неуемной активностью, вмешательством во все наболевшие вопросы, и раздражение это выплескивалось порой даже на самом высоком уровне. Вознесенскому кричали: «Забирайте свой паспорт и убирайтесь, г-н Вознесенский!» Это неправда, что нам слишком много было «позволено», – свои права мы не «качали», а вырывали, иногда обдирая до крови руки.

… Когда меня не пускали за границу как «морально неустойчивого», Степан Петрович Щипачев пошел в высокую инстанцию и сказал, что ручается за меня своим партбилетом, выданным ему в годы Гражданской войны. Щипачев сформировал президиум Московской писательской организации наполовину из молодежи, включив и меня, и Вознесенского. Но наш президиум просуществовал всего несколько месяцев – он был антидемократическим путем разогнан.

… В ряде критических статей в перечне ведущих поэтов имена Вознесенского, Ахмадулиной, Окуджавы, Рождественского высокомерно не упоминались, а им противопоставлялись длинные обоймы других имен.

… Издательство «Молодая гвардия» впервые в нашей издательской практике решило начать выпуск дешевых небольших книжечек стихов, исходя из предварительных запросов магазинов. Римма Казакова набрала, если мне не изменяет память, что-то около четырехсот тысяч заявок. Но когда дело дошло до имен Вознесенского, Ахмадулиной, Окуджавы и автора этих строк, то издательство растерялось, получив миллионные и двухмиллионные заявки, и не нашло ничего лучшего, чем прекратить эту серию, так как именно эти поэты беспрестанно атаковались тогдашней «Комсомольской правдой» за «поэтическое гусарство», «пошлость на эстраде» и даже за «несмываемые синяки предательства».