Дмитрий Горчев - Поиск Предназначения (сборник) Страница 28

Мне не нравится нынешний президент. И прошлый не нравился. Позапрошлый был весёлый, но очень за него стыдно. Позапозапрошлому я бы с удовольствием набил морду. Не за министра иностранных дел Шеварднадзе, а за то, что мне лично из-за него набили морду в очереди за водкой в восемьдесят шестом.

Двоих предшествующих пропускаем: ффух – и нету. А потом тихий и уютный, как американский винни-пух, леонид-ильич.

Там, потом, отматывая ленту назад, Никита Сергеевич с натёртой суконкой лысиной, иосиф виссарионович с герцеговиной флор, председатель Общества Чистых Тарелок, канонизируемый или уже канонизированный болван (мальчика жалко), и дальше, дальше обратно.

Но я опять же вот про что. Ну не люблю я петра-первого, иоанна-грозного и даже, страшно сказать, на ярослава-мудрого я хуй клал с прибором.

Однако же вот за это пространство, которое благодаря им или вопреки им, образовалось и пока что существует, я глотку при возможности выгрызу, выплюну и утрусь рукавом.

На чужбине

А русский язык был, есть и будет языком межнационального общения.

Финский пограничник категорически отказался общаться по-английски, так как по-русски знал все слова, которые ему, пограничнику нужны: стоять, сидеть, ждать, паспорт, до свидания.

Человек, пропускавший нас на пароход силья-лайн, внимательно на нас посмотрел и сразу заговорил по-русски и совершенно без акцента.

Кстати сказать, я думал, что уже видел все нелепые плавучие средства, но оказалось, что не все. Пароход силья-лайн более всего напоминает магазин пассаж, поставленный в корыто и зачем-то выпущенный в открытое море.

Две индийских женщины-змеи, выступавшие в казино, прошли мимо меня и одна громко сказала другой опять почему-то по-русски: «Я же тебе говорила, что ты неправильно поставила ноги».

Во время ужина на Готланде норвежская, кажется, женщина во время часового выступления какого-то поэта отчётливо произнесла: «йобание писателы».

Ещё я подружился там с двумя литовскими деятелями искусств. Когда я вкратце пересказал им свой план спасения, литовцы радостно переглянулись и сказали, что они те самые люди, которые мне нужны. Они, оказывается, учредили Службу Решения Всех Проблем. Допустим, вас заебала тёща, жена, сосед сверху, ну кто угодно. Тогда вы набираете телефон 333, приезжают эти литовцы и решают вашу проблему немедленно и навсегда. Очень приятные люди.

Но на чужбине всё же нелегко. Как-то всё очень подозрительно – молоко в холодильнике, ветчина нарезана, кофе горячий и никого нет. Откуда оно берётся? Никто не работает вообще нигде, а краны работают все до единого. Тут должен быть какой-нибудь подвох.

Вчера ночью наконец увидел нечто родное: «Крыса! Крыса!» – закричал я радостно.

Крыса подошла ближе и оказалась ёжиком, блядь.

Гражданская бдительность

Сидел я как-то раз на скамейке на каком-то бульваре в городе Хельсинки. На бульваре этом стояла статуя зелёного господина с чайкой на голове. Вид у чайки был такой же неподкупный, как у финского таможенника: видимо, она состояла на муниципальной службе и должна была всё время сидеть на голове у зеленого человека, чтобы её фотографировали японские туристы.

Я не стал обижать чайку и тоже ее сфотографировал.

Времени до парома на Стокгольм у меня было очень много, так что я неспешно выкурил трубку, потом достал из сумки ёршик и стал так же неспешно эту трубку тщательнейшим образом чистить.

Увлёкшись этим приятным делом, я даже не заметил, как надо мной нависли два финляндских гражданина самой строгой наружности. Они указывали пальцами на моё занятие и произносили какие-то грозные речи.

«Чево?» – не понял я. Граждане ещё более строго указали на мою трубку.

«А! – сообразил я. – Это они решили, что я забиваю косяк!»

«Итс май пайп, – сказал я им на единственном известном мне зарубежном языке и повертел перед ними трубкой. – Айм клининг май пайп». И показал им грязный ёршик.

«О!» – сказали граждане, ничуть не сконфузившись, и тут же удалились, удовлетворив, по всей видимости, свою гражданскую бдительность к пороку.

Ну а я остался сидеть на скамейке. «Вот же ёб вашу мать! – подумал я. – Нигде нет мне покоя, нигде».

Дальше сидеть на этой скамейке уже не хотелось, да и гулять по городу Хельсинки большого желания тоже не было: город мне показался довольно скучным. Может быть, потому, что никто мне не показал какие-нибудь в нем интересные места. А в центре никогда не бывает ничего интересного.

Так что я встал и пошёл в паромный терминал в зал ожидания.

Там какая-то старушка спросила меня, русский ли я, и, узнав, что русский, попросила посторожить свою кладь. Потом старушка рассказывала мне про дочку в Швеции, про то, что старая уже ездить, а дочка к себе зовёт, внуки там, но ложиться уж лучше в свою землю, да и зять какой-то неприветливый – в общем, обычную свою старушечью дребедень.

По залу ходил серьёзного вида человек и уже второй час говорил по мобиле, обещая выебать кого-то в сраку, если бабки сегодня же не упадут на счёт. В углу дремали две толстые женщины с неправдоподобного размера клетчатыми китайскими сумками.

И никто из этих людей глазом бы не моргнул, если бы я вдруг стал нюхать, например, кокаин или дуть из горла водку.

Хорошо! Какие там в жопу Хельсинки.

Пожар

Да, а самая большая моя претензия к так называемым «цивилизованным странам» – это совершеннейшее отсутствие места для подвига.

Всё хорошо, всё удобно, всё для людей. Исполняй исправно свои вполне посильные обязанности и не нарушай абсолютно разумные запреты, не пизди, не выёбывайся, плати вовремя по счетам – и будет у тебя всё хорошо: домик, детки-скауты скачут, покушать полный магазин, автомобиль, отпуск. Ну, в общем, всё что нужно для счастья, если не требовать невозможного и рубаху не рвать, – всё будет.

Не совсем без проблем, конечно, жизнь покуда ещё не бывает без проблем, но и в этом направлении идёт целенаправленная работа, чтобы их вообще никогда не было. А пока если вдруг появилась проблема – есть специальные люди, которые её немедленно и высококвалифицированно устранят.

Вот помню, однажды жил в Швеции в писательском доме, и там однажды ночью завыла вдруг пожарная сигнализация.

Ну, я выскочил в трусах, ищу пожарный щит, всё как в армии учили – огнетушитель, багор, топор, песок – где? Нету! Песка, ведра – ничего нету.

Повыскакивали в коридор другие писатели – финны там, поляки, исландцы (женщины в основном), смотрят на меня как на идиота, кричат что-то. А сирена воет – ничего не слышно.

Я тогда нашёл на стене кнопку, там чего-то написано по-шведски – я на нём не понимаю, выдавливаю стекло, нажимаю. Сейчас, думаю, хлынет пена и всё будет в порядке. Нет! – ничего не происходит, то есть совсем ничего (потом почитал ту кнопку со словарём – оказалось, что кнопка эта вообще была от прачечной).