Владимир Прибытков - Иван Федоров Страница 28

— Видите ли, — горько улыбнулся Мельхиор, — помимо наших доброжелателей в Москве, есть и доброжелатели царя в Дерпте. А кроме всего прочего, не забывайте, что Русь не Польша. Царь последнее время почти не слушает приближенных…

Посольский поезд уже втягивался на Троицкую площадь. как его остановили какие-то конные.

Оказалось, послам не велено въезжать в Кремль. Им надлежит остановиться на посольском подворье за городом.

Когда возок потащился обратно, Мельхиор спросил:

— Видите?

Флемминг выругался. Генрих Винтер уныло переводил взгляд с одного на другого.

— Будем надеяться, что нам хотя бы не откажут в вине! — наконец проговорил и он.

Царь стоял у зарешеченного окна, смотрел на заснеженную площадь. Слушал густой, вкрадчивый голос Сильвестра, советовавшего припугнуть ливонцев еще раз, но войны но начинать, и в душе у него нарастало раздражение.

Доводы были не новы. Все то же запугивание крымцами, Литвой и Польшей.

Сильвестр умолк. Иван Васильевич резко обернулся, уперся взглядом в Адашева.

— А ты?

— Государь! — Алексей Адашев поклонился. — Война с Ливонией неразумна.

— Ты, Курбский?

— Я бы воевал крымцев, государь.

— Ты, Курлетев?

— Согласен с князьями Андреем и Адашевым, государь.

— Ты, Репнин?

— Негоже нам немцев дразнить и свейского короля, государь.

— Ты, Ряполовский?

— Море Свейское нам ни к чему, государь.

Иван Васильевич гневно раздувал ноздри большого носа. Глаза сузились, стали похожи на татарские глаза Глинских.

— Упорствуете?! Мудрыми почитаете себя?! А в чем ваша мудрость?! Сейчас ливонцы бессильны. Войска у них нет. Хан же с неурядицами покончил, да и все едино, турки или поляки на помощь ему придут! Утянемся в степи, все полки потеряем, а здесь миг упустим! Если же Ливонию взять, в крепостях засесть, кто нам страшен? Литва? Польша? Они никак вон на сеймах об единении не договорятся! И не полезут они в нашу распрю! Знаю, что Сигизмунд поддержку Кетлеру обещал, да это все слова. У королишки сил нет своих подданных обуздать! Где ему тягаться со мной?! А свейский король помнит, что бит был, тоже не сунется.

— Истинно молвил, государь! — льстиво сказал Григорий Захарьин.

Его поддержал старый боярин Басманов, враг Адашева:

— Прав ты, государь!

— Прав, прав! — поддакнул друг Басманова князь Вяземский.

Адашев презрительно покосился на них.

— Дозволь еще слово молвить, государь!

Широкое лицо Адашева от волнения пошло пятнами.

— Лесть — дурной советчик. Не внимай голосу ее! Еще раз молю: рассуди, государь! У поляков и немцев — одна вера. Им заступаться за рыцарей не зазорно. А в поддержку хана Сигизмунд-Август открыто не выступит. Как ему оправдаться перед миром в заступничестве за поганых? Связаны руки будут у Сигизмунда в Крыму. За нас же все православные украинные христиане, какие от католиков стонут, подымутся!

— Истинно, — сказал Сильвестр.

— То ложь, государь! — воскликнул Басманов. — Украинные казаки все воруют против тебя. А смерды украинные не воины. И недостойно царю у холопов заискивать!

— Дурак ты, боярин Федор! — застучал посохом Сильвестр. — Пошто судишь о том, чего не ведаешь?!

— Заступись, государь! — возопил Басманов. — Не позволяй попу меня поносить!

Вспыхнула перебранка.

— Молчите! — закричал царь, и от напряжения на висках его вздулись жилы. — Молчите, велю!

Он ждал упорных возражений и теперь, когда возражения последовали, лишним раз убедился, что и Сильвестр, и Адашев, и другие ближние не оставили намерения навязывать ему свою волю.

Не хотят, не хотят, проклятые, чтобы царь сам правил!

Хотят, чтобы подчинялся им!

Все на старый лад повернуть!

Только оттого и против войны с Ливонией восстали.

Так не будет по-ихнему! Не будет!

От ненависти к поперечникам Ивану Васильевичу даже дышать стало трудно.

— С гермейстером и епископом миру не быть! — хрипло сказал в наступившей тишине царь. — От своего не отступлюсь. Не позволю рыцарям смеяться надо мной… Не позволю! Слышите?! Послов не приму! Пусть едут обратно! А вам, бояре, мое слово — готовьте рать!

— Государь… — заикнулся было Адашев.

— Молчи! Будя! — стискивая кулаки, крикнул Иван Васильевич. — Больно смел стал! Сам послов отправишь! Ну?!

Сильвестр, Адашев и Курбский переглянулись.

Адашев и Курбский поклонились без готовности. Старик Басманов с трудом скрывал ликование.

Но нахохлившийся Сильвестр наставительно промолвил все же:

— Помни, государь! Сам решил…

— И ты помни, поп, что самодержец я, чтоб самому решать.

— Самодержец ты, государь, поелику от прочих государей не зависишь. Царь, советами пренебрегающий, слаб есть. Царь Давид не послушал свой сиглит, и чуть не погиб народ израильский.

— Ты грозишь? Грозишь? — зловеще и тихо спросил Иван. — Мне грозишь?

— Не грожу, а к разуму твоему взываю.

— Мой разум тверд. Тверже твоего, поп! Ты вот о Давиде молвил, а я другое скажу: горе граду тому, коим мнози обладают! Я же обладать буду один! Вот мой сказ! Уходи! Не потребен ты здесь!

Сильвестр поднялся с места, поклонился царю и в молчании пошел прочь из палат.

Иван Васильевич обвел лихорадочным взором оставшихся.

— Поняли вы, бояре, волю мою?

— Поняли, поняли, батюшка царь! — первым ответил Басманов.

Из всех надежд ливонских послов сбылась только надежда Генриха Винтера: в вине им не отказали. Но на следующий же день известили, что царь их не примет, и велели покинуть Москву.

— Это невозможно, господа! — быстро расхаживая по отведенным послам покоям, волновался Гергард Флемминг. — Мы не можем вернуться с таким ответом! Надо хотя бы повидаться с нашими людьми! Попытаться воздействовать на бояр!

— У ворот стоит стража, — кивнув на окно, меланхолически возразил Мельхиор. — И мне сообщили, что совет с боярами уже состоялся. Царь заявил, что слушать их не намерен.

Флемминг круто повернулся к нему.

— Вы убеждены, что сведения верны?

— Абсолютно.

Флемминг ударил кулаком по столешнице и грубо выругался.

Вскоре после отъезда послов бирючи, громыхая в бубны, объявили на московских площадях и перекрестках государев запрет торговцам ездить в Ливонию.

Московские гости оторопели и растерялись. Слухи о войне слухами, а сама война — иное дело.

У иных в Ливонию ушли обозы. Другие были связаны с ливонцами кредитами. Третьи уже вложили многие деньги в закупки кожи, шерсти, соли для ливонских городов. Куда теперь девать товар?