Алексей Порошин - Проигравшие победители. Русские генералы Страница 29

Более того, в предвоенной печати неоднократно поднимался вопрос о слиянии офицерских школ (артиллерийской, стрелковой и кавалерийской) в одну, что, по мнению авторов статей, помогло бы преодолеть существующую в армии пропасть между родами войск. Но реализации данных предложений не последовало.

В полной мере отсутствие практики и, как следствие, неумение организовать боевое взаимодействие различных родов войск относилось и к командирам корпусов, административная часть службы которых еще более увеличивалась. Несмотря на тот факт, что за несколько лет до Великой войны артиллерию наконец-то и в мирное время подчинили общевойсковым начальникам, те продолжали благодушно ее игнорировать во время лагерных сборов. Подготовку артиллерии отдавали на откуп командирам артиллерийских бригад и инспекторам артиллерии в корпусах, которые занимались чисто техническими вопросами и собственно стрельбой, совершенно упуская из виду тактику ее боевого применения. Подобный стиль руководства подчиненными войсками вызывал законное неудовольствие и тревогу у неравнодушных людей, которые выносили их на суд общественности: «…необходимо же общевойсковым начальникам приучиться… руководить и развивать свое искусство по управлению тем “огнем”, по адресу несоответственного применения которого раздавалось после каждой минувшей войны столько сетований… Не повторять же “в будущем” опять одни и те же пробелы?!!»

«Нелюбовь» общевойсковых командиров была заметна не только к артиллерии. Знакомство с конницей у многих командиров корпусов, вышедших из пехоты, было явно недостаточное. Практику в применении технических сил и средств управления и боя (телеграфов, телефонов, мин, моторов, воздушных шаров и пр.) командиры корпусов не имели вовсе или имели недостаточную. Многие из них, обремененные обширной текущей перепиской по личному составу, хозяйственными вопросами, инспекторской частью, ответами на различные запросы, имели недостаточную практику в управлении подчиненными войсками в поле. Интересные наблюдения о подготовке высшего командного состава отмечал Г. Щавельский. «В массе офицерства царил взгляд, что суть военного дела в храбрости, удальстве, готовности доблестно умереть, а всё остальное – не столь важно. Еще менее интереса проявляли к науке лица командного состава, от командира полка и выше. Там уже обычно царило убеждение, что они все знают и им нечему учиться… в нашей армии были возможны такие факты, что в 1905–1906 гг. командующий Приамурским военным округом, ген. Н. Линевич, увидев гаубицу, с удивлением спрашивал: что это за орудие? Командующий армией не мог как следует читать карты (ген. Куропаткин обвинял в этом ген. Гриппенберга)… тот же ген. Линевич не понимал, что это такое – движение поездов по графикам».

Следует сказать, что в мирное время на подготовку дивизий, корпусов практически не обращалось внимание. Это же можно отнести и к создаваемым во время войны штабам армий. Исследователи отмечали, что на больших маневрах формирование армейских штабов носило случайный характер, хотя в военное время они формировались из военно-окружных управлений, которые в мирное время к подобным так необходимым тренировкам не привлекались!

Усугубляло положение отсутствие объективного отбора кандидатов на эту основную в мирное время должность военачальника. Получив назначение на должность командира корпуса в результате очередности «списка по старшинству», командиры корпусов в абсолютном большинстве занимали ее до своей смерти или до собственной их просьбы об увольнении. Поэтому вполне правомерно ставить под сомнение полководческие способности большинства из них.

Характерным примером деятельности корпусного командира этого периода служит описание начальником штаба корпуса К. И. Адариди рабочего дня своего командира, генерала от кавалерии А. С. Карганова, служба которого ежедневно заканчивалась к 12 часам. «Вся его военно-научная подготовка ограничивалась знаниями, полученными в военном училище. Знание уставов и наставлений, по его мнению, вполне достаточно для успешной службы… На проверках смотрел лошадей, манежную езду и рубку лозы. Присутствовать на тактических занятиях и стрельбах избегал. Общение с должностными лицами и поручения, даваемые корпусным адъютантам, ничего общего со службой не имели».

Должности командующего войсками военного округа (особенно совмещенные с генерал-губернаторством) и Военного министра по сути выполняемых обязанностей и служебной практики в большей степени носили административный характер. Это является вполне очевидным, принимая во внимание административную загруженность их подчиненных – начальников дивизий и командиров корпусов.

Военачальники от командира корпуса и выше имели возможность практиковаться в управлении войсками только на больших маневрах. Необходимость этого неоднократно подчеркивалась авторами на страницах военной печати того периода, которые отмечали, что «…особенно незаменимая практика является для начальствующих лиц, и чем на маневре участвует более войск, тем для начальников более крупных. Только на больших двухсторонних маневрах могут развиться у этих начальников инициатива, решительность, энергия и сообразительность (так называемый глазомер). Приходится рассчитывать, комбинировать, взять во внимание действия противника и два важных фактора – время и пространство, влияние коих может проявиться только на больших маневрах». Но они в мирное время «…чрезвычайно редки и дают… ничтожную практику». Малая поучительность проводимых маневров, неоднократно критикуемая военной печатью, объяснялась многими причинами. К основным из них авторы относили: отсутствие неизвестности (на маневрах. – А. П.), что являлось следствием ознакомления офицерского состава с заранее составленной диспозицией войск и вызывало шаблонные действия войск; отсутствие мер охранения войск на сборных пунктах; обязательность оборонительных тактических действий для одной из маневрирующих сторон, что вырабатывает стереотип оборонительных действий, несмотря на отсутствие противника; суетливость во время розыгрыша непосредственно боя, связанную с тем, что наступающие войска в отсутствии реального ружейного и артиллерийского огня не выбирают наиболее уязвимые места обороны «противника», а наступают напролом, приобретая привычку делать именно то, что не следует во время реального боя.

Условность маневров, по словам М. Гареева, была особенно заметна там, где они проходили в присутствии высших чинов, членов императорской фамилии, самого императора. Условности же способствовало и то, что на маневрах не привлекался войсковой тыл в качестве обучаемых как составная часть маневрировавших войск. Пищу и фураж везли туда, где руководством учений планировался отдых, и зачастую действия войск зависели не от тактической необходимости, а от спланированного приема пищи. Ночью в основном отдыхали, лишь изредка отрабатывая отдельные элементы ночных действий.

Необходимо отметить, что Петр I является основоположником наиболее совершенной формой боевой подготовки – тактических учений (маневров). При этом в ходе учений он требовал создавать условия, максимально приближенные к реальным. Так, во время «Кожуховского похода» – маневров, проводимых под руководством императора в сентябре 1694 г., – при отработке учебного вопроса «штурма» крепости брешь в крепостной стене была сделана с помощью настоящей мины. Для подавления осажденных к крепостной стене были подведены трубы, и крепость заливалась водой. Еще более ожесточенные маневры были проведены императором в том же году возле села Коломенское. «Завязалась схватка серьозная; бумажныя гранаты обжигали лица, деревянные штыки наносили удары. Все забыли, что они не в дествительном сражении. Многие из солдат были убиты» (орфография и стиль сохранены. – А. П.). М. Гареев отмечал, что подобные приближенные к реальности учения стали проводить впервые во французской армии лишь с 1778 г.

Добавим, что перед Первой мировой войной достаточно широко в кавалерии были известны отношение и взгляды гр. Ф. А. Келлера (последователя Петра I и А. В. Суворова) на боевую выучку солдата в мирное время, что оборачивалось во время маневров с участием его кавалерийских подразделений и частей неслыханными ранее случаями. Они прочно застревали в памяти людей, даже переживших Первую мировую и гражданскую войны, нелегкое эмигрантское существование. «Неприятель» всегда боялся графа Ф. А. Келлера, который «воевал» по-настоящему, проявляя смелую и неожиданную инициативу. Подобное реалистичное отношение к выучке своих подчиненных способствовало тому, что возглавляемая им 10-я кавалерийская дивизия с началом войны многократно была отмечена высшим начальством своими решительными и успешными действиями. Об отменной выучке дивизии написал в своих мемуарах и А. А. Брусилов, бывший одно время начальником Ф. А. Келлера и относившийся пристрастно и явно негативно к личности своего подчиненного.