Марина Чапман - Девочка без имени. 5 лет моей жизни в джунглях среди обезьян Страница 29

Сначала я выходила на улицу в сопровождении кого-нибудь из дома Анны-Кармен, чтобы запомнить маршрут и понять, что в каждом конкретном месте надо делать и говорить. Через некоторое время, когда Анна-Кармен убедилась, что я не собираюсь убегать, меня начали отпускать на улицу одну. Мне выдавали список покупок, корзину и отправляли в лавку. Я никуда не убегала, потому что жила для того, чтобы есть. Прием пищи был единственным приятным моментом за весь день. Да и куда я могла убежать? В джунглях еду можно было собрать с деревьев и кустов, а в деревне с пыльными улицами и бетонными домами я бы просто умерла от голода.

У меня не было друзей. Прожив у Анны-Кармен несколько недель (а может быть, и несколько месяцев, не берусь сказать точно), я начала тайком выходить в деревню. Я шла на детский смех, чтобы познакомиться и поиграть со сверстниками.

Как я уже говорила, в доме Анны-Кармен жили дети, но они были маленькими и постоянно плакали, что меня очень раздражало. Часто мне приказывали их кормить, и я запихивала еду в их разинутые неблагодарные рты. Поскольку я сама практически всегда ходила голодной, мне не особо нравилось кормить неизвестных мне орущих детей.

На улице я встречала детей своего возраста, но никто из них не хотел со мной играть. Я начала задумываться о том, что такое дружба, и мне очень не хватало человеческого контакта и доброты. Я с грустью вспоминала свои нежные отношения с моими друзьями-обезьянами. Но я не умела играть с детьми, потому что часто начинала в шутку бороться и делала им больно, не рассчитывая своих сил. В результате никто из них не хотел со мной дружить.

Да как они могли хотеть дружить со мной? Я не умела говорить, издавала странные звуки и выглядела не так, как все остальные. Я вела себя во многом как обезьяна, постоянно чесалась, выхватывала у них еду и выражала свои эмоции странными гримасами.

Я смотрела, как дети возятся со своими игрушками. У меня не было игрушек. Знаками я показывала детям, что хотела бы присоединиться к их игре. Мне могли дать игрушку, но я держала ее неправильно, и дети начинали надо мной смеяться, после чего отнимали игрушку и больше не приглашали поиграть.

Дети умели делать то, что не умела я. Они бегали на ногах, пинали мяч, рисовали и играли в незнакомые мне игры. Меня никто не принимал в компанию, поэтому я возвращалась к животным и растениям, которых хорошо понимала. Я украшала ветки деревьев очистками папайи и банановой кожурой точно так же, как в джунглях украшала деревья цветами. Я дружила с животными, которые меня не отвергали, разрешали находиться рядом с ними и иногда даже веселили. Я часто смеялась, глядя, как козы пытаются жевать развешенное на веревке белье.

Я нашла новое развлечение – начала шалить и делать мелкие пакости жителям деревни. Меня не любили и сторонились, поэтому я забиралась на фруктовое дерево на соседском участке, набирала фруктов и кидала их в людей на улице.

В общем, я была такой странной, что многие не только смеялись надо мной, но и боялись меня. Я думаю, что Анна-Кармен прекрасно знала, как жители деревни ко мне относятся. Может быть, и она сама меня немного побаивалась. Однажды к ней в дом пришли два католических священника. Они окропили стены святой водой, читали молитвы и жгли ладан. Мне кажется, они совершили церемонию экзорцизма. Жители деревни были глубоко верующими и суеверными людьми. На их территории появилась странная девочка, которая вела себя как животное. Если они считали, что в меня вселился дьявол, то вполне вероятно, что проведенная священниками церемония могла иметь ко мне отношение.

В общем, я не знаю, почему священники освящали дом, но в будущем мне пришлось больше узнать, что такое «зло», «дьявол», «сглаз» и другие понятия, имеющие отношение к религии.

XIX

Я не помнила и не знала, как живут люди в других семьях, поэтому мне не с чем было сравнивать жизнь в доме Анны-Кармен. Я просто старалась лишний раз не привлекать к себе внимание хозяйки, чтобы меня меньше наказывали. Шли недели, за ними месяцы, я запоминала новые слова и начинала понимать, как все устроено в этом доме.

Здесь всегда было много людей. В доме постоянно жили София, Лолита, Элиза и Имельда. Появлялись и другие девушки, которые оставались на несколько дней, а потом куда-то исчезали на недели. Я не могла понять, почему кто-то хочет жить в такой неприятной и недружелюбной атмосфере. Может быть, у этих девушек, как и у меня, не было выбора?

В доме жила странная девушка по имени Ла Бобита. У нее было, судя по всему, какое-то серьезное расстройство или заболевание, поэтому ей, как и мне, было некуда деться. Я уже начинала понимать человеческую речь и говорить, но за все время не услышала от Ла Бобиты хотя бы пары связанных слов. Что-то подсказывало мне, что она больна. Она медленно и странно двигалась, ее ноги тряслись, и она старалась спрятаться, когда поблизости появлялась Анна-Кармен. Анна-Кармен била Ла Бобиту часто и сильно и постоянно на нее кричала.

Возможно, эта девочка была дочерью Анны-Кармен. Иначе непонятно, зачем Анна-Кармен держала ее у себя в доме и заботилась о ней. Впрочем, слово «заботилась» является большим преувеличением.

В доме ежедневно появлялись мужчины, которые приходили ненадолго и уходили. Один из них довольно часто жил здесь подолгу. Я мало сталкивалась с ним, но знала, что его зовут Руфино. Он сидел на веранде, пил пиво и одну за другой курил сигареты. Если он оставался на ночь, то спал в кровати Анны-Кармен или на веранде рядом с тем местом, где спала я сама. Когда Руфино ночевал на веранде, он ужасно громко храпел и мешал мне заснуть.

В то время я еще вела себя во многом как обезьяна. Анна-Кармен не отбила у меня желание шалить, поэтому иногда я совершала поступки, не задумываясь, к каким последствиям они могут привести. Однажды, когда громкий храп пьяного Руфино чуть не свел меня с ума, я решала его проучить. Я достала из холодильника несколько кубиков льда, положила в стакан и тихо подкралась к нему. Я была очень удивлена, что спит он совершенно голый. Как только я бросила ему лед на живот, Руфино вскочил как ужаленный и заорал так, что, кажется, стены затряслись. Я успела улизнуть с веранды и быстро легла в кровать. Тем не менее Руфино быстро догадался, кто хотел ему досадить, и через несколько минут больно отстегал меня ремнем.

Я приобретала новый опыт. Я впитывала знания, как сухая земля – воду после дождя. Я училась, наблюдая за людьми и повторяя то, что делают они, а также на своих собственных ошибках. За эти ошибки меня били, но я все равно училась. У меня уже не возникало мыслей о побеге. Я понимала, что в окружающем мире меня будут любить еще меньше, чем Анна-Кармен. В те минуты, когда я не работала, на меня не кричали или не били, я была предоставлена сама себе. В этих минутах было много радости, смешанной с грустью.