Мансур Абдулин - От Сталинграда до Днепра Страница 29

— Капитуляция.

Не помню, кто из хлопцев сказал это слово. Осторожно, будто боясь спугнуть.

Выйти из укрытия? А если это ловушка?! Еще вечером немцы дрались с ожесточением. Но любопытство одолевает: неужели правда капитуляция?! И что мы должны делать вот сейчас, в эту минуту? Я увидел вдруг, что хлопцы застеснялись, переглядываются с робкой радостной улыбкой: мол, чумазые мы как черти, в пыли, в саже… Принимать капитуляцию — это же не бой. Тут, наверное, нужен кто-то попредставительней… «Да где их искать, представительных, — с испугом подумал я. — Надо скорей принимать, а то немцы решат, что мы струсили, да передумают сдаваться!»

Спрыгнул я через головы хлопцев и пошел на середину улицы. Ноги как деревянные. Иду медленно. Белые тряпки и полотнища на многих домах, про которые мы и думать не думали, что там есть фашисты. Но где они сами?!

Поодаль от себя вижу таких же, как я, «представителей» — тоже нерешительно топчется каждый посреди улицы. Краем глаза друг на друга смущенно поглядываем: мол, вот, обрадовались, выставились как дураки… Кажется, раздайся сейчас выстрел, и в первый момент будет просто неловко друг перед другом…

Я свой автомат демонстративно перекинул через плечо: если смажут, думаю, все равно не успею воспользоваться…

И вдруг они полезли из-под развалин, из всех нор поперли одновременно. Тоже медленно шагают, бросают на снег автоматы и поднимают руки. К моему непредставительному виду они равнодушны. Вот пистолет упал к ногам. Только по этому и можно понять, что вон то завернутое в одеяло чучело — офицер. А пистолетом, сволочь, кинул в меня так, что мало не промахнулся. Злись на здоровье, сдавайся только!

Я вдруг с облегчением понял, что подвоха не будет: немцы народ дисциплинированный. И это самая что ни на есть настоящая капитуляция.

Хлопцы, увидев фашистов в таком виде, приосанились и тоже высыпали на улицу: гитлеровцы рядом с нами просто огородные пугала. Какое только тряпье на них не наверчено! Бросают оружие в кучи и молча становятся по восемь-десять человек в колонны.

Вдруг раздается одиночный и глухой выстрел, а я почему-то живой! Оказалось, это гитлеровский офицер пустил себе пулю в сердце…

С нашей стороны, опережая моих товарищей нашей роты, на нескольких «Виллисах» к колонне обезоруженных фрицев подоспела целая рота «особистов» Оцепили их и начали отбирать все ценное для «Фонда обороны». Молоденький капитан разрешил мне выбрать из кучи отобранных часов, портсигаров, зажигалок и ювелирных изделий что-нибудь для себя. Остальным моим боевым друзьям оставалось только завистливо наблюдать, как я быстро рассовываю трофеи в свои карманы и в меховые «краги» не только для себя, но и для них, которых насчитывалось в роте не более чем пятнадцать-семнадцать человек. Так я обеспечил свою роту трофейными часами, но не досталось только одному — Виктору Козлову. Он решил и меня оставить без часов, сообщив нашему ротному о том, что я оставил самые лучшие и дорогие часы себе. Ротный предложил мне добровольно отдать их в «Фонд обороны». И я тут же передал эти часы ему. Потом я узнаю, что мои часы в кармане у нашего старшины. Вскоре наш командир дивизии собрал конференцию активных участников Сталинградской битвы. Был его доклад, и он поставил перед нами новые задачи по разгрому гитлеровской машины в будущих сражениях. Дальше по повестке дня стоял следующий вопрос — «разное». Я первым доложил генералу о том, что наш старшина, который тут присутствует, присвоил золотые трофейные часы, которые я добровольно сдал в «Фонд обороны». Генерал возмутился и приказал старшине вернуть эти часы в «Фонд». Тот подчинился и вручил их генералу. В 1975 году я встретил нашего генерала в Полтаве на первой послевоенной встрече однополчан и увидел те самые золотые карманные трофейные часы…

2 февраля неожиданно мы получили приказ: «За ночь перейти на «северную» группировку немцев, в которой они продолжают свое яростное сопротивление…» Нам было очень обидно погибать в этом последней бою, когда уже вот-вот будет окончена война хотя бы тут, в Сталинграде… Но мы к рассвету прибыли на место и, к нашей великой радости, тут увидели гитлеровские белые флаги! Мы готовы были этих поганых фрицев обнимать!…

А днем мы все же сходили посмотреть на тот самый универмаг, где был штаб Паулюса. Весь город в белых тряпках. Только расслабились — к вечеру известие: отдельные группы гитлеровцев продолжают сопротивляться. И еще неделю мы прочесывали улицы, выкуривая недобитых фанатиков из системы канализации.

Из разрушенного, но непокоренного города медленно потянулись мимо нас колонны пленных гитлеровцев. Больные и ослабленные плетутся в хвосте колонн, закутанные одеялами с головы до ног. Спрашиваю наших конвоиров:

— Куда их?

— В Гумрак, — нехотя отвечают конвоиры.

Вспоминаю чудовищные штабеля из трупов наших военнопленных в гумракском лагере… Эти, я знаю, останутся живы. Для них война кончилась. Пусть смотрят на те штабеля. Пусть размышляют, что есть фашизм…

Всех нас, кто остался в живых, наградили медалями «За оборону Сталинграда». Но живых осталось мало.

К концу битвы курсантов-минометчиков из Ташкентского пехотного осталось совсем мало. Было решено рассредоточить нас по ротам среди нового пополнения. Фуата перевели в другой батальон, и нам пришлось расстаться. Больше мы не встретились.

Набираем силы

Я уже писал, что после того, как мы прибыли на Сталинградский фронт, я и все солдаты обовшивелись массами крупнокалиберных, похожих на скорпионов вшей. Они гнездятся от головы до ног: на шапках, гимнастерках, ватниках, шинелях и в рукавицах.

Вши для меня и для всех оказались кровожадными врагами № 1! Врагами № 2 оказались фашисты, которые нам иногда давали хотя бы получасовые или часовые передышки, а вши нас жрали круглые сутки! Они не боятся даже сильноядовитого порошка — «дуста», которым я ежедневно «пудрю» свое потное тело с головы до ног. От такой «процедуры» у меня мрачнеет ум и меня тошнит. Измученный вшами, я уже несколько раз намеревался броситься в огонь горящего танка!..

Вши не дают мне никакой возможности уснуть, и я на ходу, как мертвый, падаю, но мои руки сами лезут под нижнее белье в самые, казалось бы, недоступные места моего тела, и там мои ногти до крови расцарапывают его. Я при возможности кладу свою шапку на опорную плиту миномета и расплющиваю вшей затыльником автомата так, что кровью обливается не только шапка, но и плита…

В станице Карповская, где расквартировалась наша теперь уже 66-я гвардейская дивизия, мы наконец объявили жаркий и сладостный бой вшам!