Евгений Матвеев - Судьба по-русски Страница 29

Судьба одарила меня счастьем еще раз встретиться с творчеством М.А.Шолохова — в фильме «Жеребенок» по «Донским рассказам».

Трофим из «Жеребенка» и Макар Нагульнов жили во мне почти одновременно и попеременно требовали от меня полной, до конца отдачи. Два шолоховских образа… Два совершенно противоположных друг другу характера: Макар — человек, извергающий из себя эмоции, словно вулкан; Трофим — напротив, свое отношение к людям, природе, животным берег в себе, не раскрывая сразу, мучительно, по-крестьянски трудно раздумывая.

Так и вынашивал я в душе эти образы двух солдат Отечества: Макар — эксцентричный, весь в порыве, и Трофим — внутренне сдержанный…

И умерли мои герои в борьбе за светлую жизнь так, как и жили:

«Сраженный, изуродованный осколками гранаты, Нагульнов умер мгновенно…»

«…в двух шагах от жеребенка корчился Трофим, и жесткие посиневшие губы, пять лет не целовавшие детей, улыбались и пенились кровью».

Два героя — две смерти. Одна — мгновенная, другая — не сразу… не сразу… Но сколько оптимистической силы, жажды работать, творить вызывают они у читающих Шолохова!..

«А правда, что вы на съемках „Поднятой целины“, упав с лошади, разбились?» В разных вариантах этот вопрос задавали мне довольно часто… И я старался отвечать на него подробно, чтобы «происшествие» не обрастало всякими догадками и не превратилось в конце концов в жуткую легенду. А сколько таких «жутей» рассказывают про актеров!..

Итак, что же было на самом деле?

По сюжету фильма Макар Нагульнов, уже исключенный из партии, лежит на кургане и в полном отчаянии подносит наган к виску, шепчет: «Застрелюсь… А Революция не пострадает… Мало ли за ней народу идет?..» И вдруг слышит непонятные крики, доносящиеся из родного хутора. Понимает — казаки бунтуют! Вскакивает на коня и в диком галопе мчится на колхозное подворье. Таково содержание кадра.

Начали репетировать. Режиссер-постановщик Александр Иванов со своей командой, а оператор со своей расположились возле добротного колхозного амбара, из которого казачки растаскивают мешки с зерном. Я, верхом на коне, уже был на исходной позиции, примерно в шестистах метрах от амбара. По взмаху режиссера Владимира Степанова я должен сорваться с места и на максимальной скорости ворваться в кучу взбешенных хуторян, соскочить с коня, выстрелить вверх и крикнуть: «Семь гадов убью, а уж тогда в амбар войдете. Ну, кто первый? Подходь!»

После этого должна последовать команда: «Стоп!»

Репетиция удалась: все службы работали слаженно. Мне и моему коню достались похвалы и восторги. Никому и в голову не приходило, что всадник, то бишь я, впервые в жизни совершил такой отчаянный поступок: несся на лошади галопом полкилометра.

А мне ничего другого и не оставалось: ведь когда-то я Михаилу Александровичу Шолохову на его вопрос «В седле сидишь хорошо?» ответил не моргнув глазом, что я на лошади родился. Шолохов, правда, на это заметил: «Врешь лихо, значит, будешь ездить».

«Назвался груздем — полезай в кузов». Съемка. Дубль первый. Красный флажок режиссера Степанова резко опустился к земле. Я понесся!.. Конь выбрасывал вперед ноги, словно вырывал их из себя навсегда… Пена из его рта вылетала пышными хлопьями… Храп, казалось, разносился на всю донскую округу…

Мое тело накрепко приклеилось к крупу лошади — держался я всеми нужными и ненужными мышцами… А душа звенела, пела, куда-то вырывалась из груди — это упоение! это счастье!.. Одним словом, нес меня не только резвый конь, но и мой темперамент, разгоряченный до предела. Но не доскакав десяти — пятнадцати метров до камеры, лошадь неожиданно для всех, а главное, для меня, рванула в сторону… Я брякнулся на землю! А нога осталась в стремени… Разгоряченный конь волочил своего горе-всадника еще полсотни метров по пыльной земле…

Киногруппа, участники массовки с охами и ахами окружили меня. Преодолевая жгучий стыд за себя, неумеху, я бодренько вскочил, стряхивая пыль с одежды, промямлил что-то вроде: «Нормально!.. Все нормально!!!»

Все облегченно выдохнули: «Ну и слава Богу». Усадили меня на раскладной стул (режиссерский, во какая честь!) и стали гадать, как такое «грехопадение» могло случиться.

— Зачем сапог засунул в стремя до каблука?.. — ворчал суровый Александр Гаврилович, в прошлом красный кавалерист, краснознаменец. — Это первый признак того, что на коне тюфяк, а не казак.

Обидно было слушать такую рецензию. Мне-то ведь казалось, что в галопе я был неотразимо красив.

— А отчего лошадь вбок шарахнулась?

— Чего, чего? Испугалась! Вишь, какой галдеж подняли… Светопреставление устроили… А эта коняга всю жизнь в лесной тиши жила, егеря возила, — вразумлял горожан бородатый казак.

— И правда, лошадь надо обкатать, приучить ее к галдежу, — предложил Володя Степанов. — Вот пусть бородач погарцует.

Бородач, польщенный доверием, картинно взлетел в седло и удалился на исходную позицию. Все повторилось, как и при мне: лошадь перед камерой опять рванула в сторону. Всадник, правда, удержался, не упал, но, соскочив на землю, обрушился на киношников градом таких слов, что и повторить не осмелюсь:

— Что ж вы… глаза коню слепите!.. Да я вас, трах-тара-рах!..

Вот и разгадка: на репетиции осветительные приборы не включались, а на съемке ударили все сразу. Лошадь, конечно, испугалась и… К этому времени небо как раз затянулось облаками — солнце скрылось надолго. Режиссеры пошушукались, потом приняли решение: сегодня лошадь тренировать на «ослепление», а завтра снимать.

— Как, Евгений Семенович? — обратился ко мне Александр Гаврилович Иванов уже без раздражения, скорее с сочувствием.

Я ответил согласием. Рывком поднялся с его стула и… как подкошенный рухнул на серую от пыли траву: дикая боль в спине… Нога, словно чужая, не слушалась… Уложили меня на солому, стали снимать сапоги… Боль… Разрезали голенище… Боль… Разрезали штанину галифе. Нога — колода…

В районной больнице нам сказали, что у них нет электрического света, а при керосиновых лампах операцию делать они не берутся…

Потом был московский ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии). Там я попал в руки (все-таки я везучий) знаменитого хирурга, в прошлом известной спортсменки Зои Сергеевны Мироновой, которая многих артистов балета, футболистов, мотоциклистов вернула в строй. Пришлось мне избавиться от двух порванных менисков в левой коленке.

А боль в спине оставалась. Ну, думал я (и так настроил окружающих) — это обычный радикулит, который сопровождает меня уже давно. Значит, нужны раскаленный песок, электрогрелки, блины из теста на спину — и все дела! Подумаешь, радикулит!..