Таня Перес - Дитя дорог Страница 29

– Нет.

– Хорошо, я дам тебе мою расческу. Я не терплю вшей!

Она поставила меня на веранде. У нее была веранда!

– Наклони голову, чтобы вши не падали тебе на кофту… пока что ничего нет. Каждый день надо мыть голову, иначе не получишь еду! За каждую вшу – меньше еды! У тебя уже отрасли красивые волосы. Твое счастье, что они светлые! Как у Стасика.

Я не знала, что мои волосы посветлели. У меня не было зеркала.

– Ну, иди пить чай! Для начала, ты получишь еще кусок хлеба. Стасио, Стасио, отрежь и для себя кусок хлеба. Я люблю равенство.

Я заметила тонкую улыбку на лице моего товарища по несчастью. Как он себя ведет! С этой ведьмой надо научиться себя вести. Я тоже улыбалась.

– Спасибо, Евдокия Ивановна. Вы очень добры. – Говорю я.

– Хорошо, хорошо, девочка. – Сказала акушерка и намазала себе толстый кусок хлеба маслом. Она сразу же убрала масло в укромное место.

Стасик мне подмигнул и улыбнулся за ее спиной. Она наконец-то ушла, после долгих криков и разговоров. Мы остались одни. Сегодня идет дождь. Не надо идти в огород. Невозможно собирать огурцы в грязи.

– Таня, ты жидовка?

– С чего ты взял? А ты?

– Я ненавижу евреев! – объявил он с гордостью.

– Очень хорошо! – говорю. – Меня ты не будешь ненавидеть. Скажи, почему ты спрашиваешь меня такие глупые вопросы? Я похожа на жидовку?

Стасик пристально на меня посмотрел и сказал:

– Нет, не похожа.

– Я не ненавижу евреев. Почему ты их ненавидишь? Что они тебе сделали?

– В нашем городе все ненавидели евреев.

– Я не замечала. Я не видела такого до того, как не пришли румыны.

– А русские? – спросил Стасик. – Они не «мешали» евреям?

– С чего это? Никто не ненавидел евреев.

– Я не понимаю. Почему же тогда румыны убили твоих родителей? Почему?

– Бомбили город. Все бежали из домов. Город горел. Много людей собралось на площади. Пришли румынские солдаты и начали стрелять. Они убили всю мою семью, а я сбежала.

– А как ты попала на Украину?

– В колонах людей, которые пытались уйти подальше от румынской армии. Я попала в такую колону и замерзла. Немцы меня нашли на дороге и привезли меня в больницу Любошевки.

– Грустный рассказ.

– А ты?

– Похоже. Мы сели на поезд, чтобы уехать с русской армией. Поезд разбомбили и я остался один. Я скитался из деревни в деревню, из семьи в семью, так я попал к этой колдунье. Она крепко меня схватила и я решил остаться тут до конца войны.

– А как ты вернешься домой?

– Когда война закончится, ты тоже вернешься в Кишинев.

– Возможно, я не уверена.

– Никто ни в чем не уверен. Завтра вдруг может придти какой-нибудь полицай, украинская собака или румынская. И убить тебя или меня, а может даже и эту глупую старуху.

Я молчала. Я признаюсь, что не думала о такой возможности.

– Не грусти. – Сказал Стасик и улыбнулся мне в первый раз. – Пути господни неисповедимы.

– Правильно, пути человеческие тоже неисповедимы.

– А-а-а.. – сказал Стасик. – Ты стала наконец-то умной. Давай покушаем омлет.

– Омлет! – удивляюсь я. – Я не верю!

– Ты увидишь. Я давно уже храню их для особого случая. У меня есть свежий хлеб и масло. В момент я приготовлю тебе омлет.

Он перестал говорить, пристально на меня посмотрел и сказал:

– В конце концов, ты довольно приятная. И не такая уж глупая. Тебе положен омлет!

Омлет был прекрасным. Может потому, что это был первый омлет, который я ела за последние год и несколько месяцев. В дополнение, Стасик научил меня готовить борщ! Как хорошо! Борщ! Он попросил меня попробовать борщ и сказать достаточно ли соли.

– Я не кладу много соли, потому что соль на вес золота.

– Соль? А что с сахаром?

– То же самое. Но мука есть и яйца тоже. Завтра я приготовлю тебе оладьи!

– А если завтра ведьма придет раньше? Что будем делать?

– Положись на меня. – Говорит Стасик. – Я знаю ее расписание. Завтра она едет в другую деревню. Это займет много времени. Она вернется к вечеру. А может вообще не вернется, если роды затянутся.

– Стасик, я очень соскучилась по больнице. Там такие хорошие, люди.

– Таня, скажи, ты хорошо умеешь читать по-русски?

– Конечно, что за вопрос?

– У чудовища много книг. Ты сможешь мне почитать?

– Конечно. Я даже могу научить тебя читать по-русски. Но как так может быть, что ты не умеешь читать по-русски? На польском разве не такие же буквы?

– У нас пишут латинскими буквами, как и во всей Европе. Мы культурный народ! – гордо говорит Стасик.

– Я знаю латинские буквы, конечно, я знаю. Я читаю по-румынски и по-французски.

– Скажи, Таня, ты из богатого дома? Ты говорила, что у тебя была няня. У вас были слуги?

– Были. Дом не был таким уж богатым, но и не бедным.

Я решила «уменьшить» мое происхождение. Я почувствовала, что у Стасика были не богатые родители.

– Стасик, скажи, ты жил в самом городе или в деревне? И так и так. Летом мы ездили к бабушке и дедушке, и там я научился обрабатывать землю. А, поэтому ты такой способный! Ты все знаешь. Я очень уважаю тебя за это.

Я видела, что это сработало. Стасик довольно улыбнулся. Я подумала про Мишку. Моего верного друга, с которым я играла все мое детство. Насколько он отличался от Стасика. У меня потекли слезы.

– Перестань реветь. Я ненавижу слезы. Все девчонки плаксы!

– Я не плакса. – Говорю я гордо. – Я очень сильная!

Так мы провели первый месяц у акушерки. Мы осторожно изучали друг друга.

По воскресеньям картина была совершенно другой. Акушерка давала нам красивую одежду, подарки рожениц для «бедных сирот», нас. Брюки Стасика всегда были короткие, а мои вещи висели. Это все было неважно. Перед тем как пойти в церковь, мы грели воду и купались на кухне. Каждый, отдельно, конечно! Акушерка следила за приличиями. А мы, в свою очередь, стеснялись друг друга. После проверки на вшей и других церемоний мы шли в церковь. Она идет впереди и всегда несет цветы, чтобы положить их на нужное место в церкви. За ней идет Стасик со свечей в руках. А я ползу позади с корзиной, полной хлеба и масла для обеда после молитв. Мы стояли в церкви почти весь день, с перерывом на обед. Так как и предсказывал Стасик, мы почти все время стояли на коленях. Для меня это было пыткой. До того как пришел священник и что-то прошептал акушерке на ухо. Она встает, ведет меня в другое место. Там стоит ряд стульев. Священник ей говорит:

– Ты не видишь, что эта девочка больна?! Она должна сидеть, а не стоять на коленях.

– Спасибо, батюшка. Вы сжалились над младенцем. Да благословит вас господь. Господь помнит лучших из нас. Эта девочка бедная сирота, я ее очень люблю.

Батюшка гладит меня по голове и говорит:

– У меня есть для нее красивые вещи. Теплое пальто, юбка и валенки. Один из крестьянин из Нестоито, я думаю, он цыган, принес их мне и сказал, что это вещи его дочери Тани.