Бухта половины Луны - Евгений Иванов Страница 29

до оторопи. В «Анголе» реализовались самые лихие идеи фантастов – реалити-шоу с обречёнными «бегущими». Раз в полгода, помолясь в местной часовенке, пожизненные выходят на огороженное поле, засыпанное опилками. Терять им нечего, зато можно подзаработать немного деньжат или заполучить травму, чтобы откосить от работы на плантациях. Словно гладиаторы, они выходят на середину большой арены, и охрана выпускает из загона разъярённых быков. Вокруг сидят тысячи зрителей. Начинается пляска смерти. Быки, бывает, ломают зазевавшимся беднягам рёбра, крушат челюсти, пробивают копытами головы; протыкают рогами внутренние органы, калечат и убивают. Люди приезжают на представления со всей страны, приходят семьями. Билеты на шоу расхватывают в первый день продажи.

На одном из пригорков отрылся изумительный вид на обширные просторные поля. Я притормозил с краю и опустил стекло. Свежий воздух. Цветущие запахи. Потянуло в сон. Всегда в дороге полезно прикорнуть минут хотя бы двадцать, если ты весь день за рулём. Я перебрался на пассажирское сидение и, откинув кресло, растянулся. Сразу же навалилась приятная дремота. Лёгкая музыка навевала воздушные видения.

Со стороны поля внезапно послышались утробные звуки, раздалось протяжное мычание. Приподняв голову, я обнаружил внизу стадо.

Не дадут уснуть! Я открыл дверь и вышел на обочину, чтобы спокойно отлить.

Прямо под склоном грунтовой сельской дороги, за деревянной оградкой паслось огромное коровье стадо.

Ветерок надувал с поля обволакивающий аромат свежего навоза. Пахли сочные травы. Колосилась вдали кукуруза. Красота! Во всём чувствовался порядок и добросовестный труд. Стадо, заприметив меня, повернуло морды и начало кучковаться возле ограды, с изумлением разглядывая необычайную картину – пришельца, орошавшего склон. Кто-то снова громогласно замычал. Все грозно подхватили. Быки двинулись в мою сторону.

В ту же секунду на траву под моими ногами упала чёрная тень. Пару секунд я мочился на тёмный силуэт чьей-то головы. Затем поток иссяк, я повернулся и застыл. Прямо на меня, сжимая квадратную челюсть, уставился здоровенный двухметровый коп с шерифским значком и рацией на груди. Его машина стояла сразу за моей.

Я поперхнулся, пытаясь что-нибудь выдавить, но толком не знал с чего начать.

– Э-э… Сэр… – протянул я, широчайше улыбаясь.

Он прервал, подняв руку. И показал глазами, что аппарат пора убрать в штаны.

Я быстро повиновался.

– Сэр, я просто… – снова попытался я объясниться.

Он опять резко поднял руку и перевёл взгляд в поле.

Не спеша он окинул взором холмы. Стадо.

– Неплохой денёк, не правда ли? – выдохнул он задумчиво. – Какой вид!

Мы помолчали, потрясаясь видом. Я в полном согласии солидарно покачал головой.

– Я знаю людей, которые содержат эту ферму, – продолжил он после паузы. – Они трудились здесь поколениями…

Он помолчал снова и опять медленно выдохнул, пытаясь держать себя в руках.

– А вот ты, что за хрен собачий? – добавил он, не поворачиваясь. – Покажи-ка мне свои права, сынок.

Я быстро достал пластиковую карточку из кармана и протянул, бормоча что-то вроде:

– Просто турист… Ничего больше… Со всем уважением. Прекрасный штат. Такая красота!

Он глянул на меня и снова перевёл взгляд на стадо.

Головы внизу глухо замычали, подтверждая обвинительное заключение.

Я приналёг:

– С громадным уважением. Чудесные виды. Гостеприимство. Племенное потомство. Крупнорогатый скот. Милые создания!

– Тряс тут перед ними членом? – процедил он, окидывая взглядом округу. – Каким же надо быть извращенцем, господи боже! У себя дома ты тоже мочишься, где попало?

Он медленно подошёл ко мне и посмотрел сверху вниз, прямо в глаза.

– Ты что-нибудь употреблял сегодня, дружок? – вкрадчиво спросил он.

Я помотал головой, не разжимая рта.

Он положил на капот планшет и выписал штрафной листок. Когда он исчез за холмом, я уставился на бумажку: «Явиться в суд для решения». И адрес.

Добравшись до здания суда в соседней деревеньке, я остановился перед хлипкой двухэтажной постройкой начала века и зашёл внутрь. Дождавшись очереди, встал перед барьерчиком в зале. Сверху поскрипывали лопасти деревянного вентилятора.

Судья в чёрной мантии полистала бумажки, изучила листок и посмотрела на меня, изменившись лицом. Я нервно сглотнул – только самоубийца мог умудриться обоссать частные угодья на глазах у шерифа. Воображение рисовало панические картины.

– Ваша честь! – начал я уверенным тоном линию защиты. – Со всем уважением… Прекрасный штат. Рогатый скот. Мочевой пузырь. Экстренная необходимость. Опасность для здоровья. Безопасность движения. Раскаяние. Снисхождение. Милость к падшим. Никаких сомнений. Ради всего святого! – взмолился я в крайнем душевном волнении.

Она сняла очки. Потёрла переносицу. Нацепила очки обратно. И посмотрела на меня, сжав губы.

Схватив молоток, она треснула им со всего маху по подставке, и суд огласил громогласный окрик:

– Кастрация!

Мощное эхо прокатилось под сводами старинного зала и холодком отозвалось где-то в области мошонки. Я встревожено обернулся: «Что она сказала? Вы слышали?».

Ожидавшие своей очереди на лавках лениво рассматривали стены. Алкоголик у прохода равнодушно посмотрел на свои ногти. Чёрный паренёк не вынимал из ушей наушники. Девица в рваной майке оскалилась, обнажив тёмный беззубый рот.

– Простите, вы сказали: «Кастрация»? – холодея, я попытался прояснить положение.

– Я сказала: «Наша нация!» – произнесла она, грозно нависая сверху. – Наша нация… Наш народ! Осваивал эти земли. Растил скот. И прокладывал дороги в надежде, что воспользоваться плодами трудов сможет каждый. Каждый, кто проявит необходимое уважение к нашим ценностям, правилам и законам. Мы всего лишь требуем их соблюдать!

Она набрала в лёгкие воздух, переводя дух, и выпрямилась.

Грозно мелькнул молоток:

– На первый раз – предупреждение! – бухнула она молотом по наковальне. – Следующий!

Я облегчённо выдохнул. «Ангола» и электрический стул мне сегодня не грозили.

Вернувшись в машину, я осторожно тронулся и поспешил вырулить обратно на трассу.

Через пару часов эфир заполнили радиостанции Нового Орлеана.

Ритмично покатил лихой джаз. Я приближался к городу. Впереди показалось озеро и мост, ведущий в восточные пригороды. Я решил хлебнуть кофе на заправке.

– Издалека едешь? – поинтересовался продавец на кассе.

– Навещал братишку в «Анголе», – соврал я, небрежно облокотившись на прилавок. – У вас тут оружие есть? – добавил я зачем-то.

Продавец не повёл бровью, заправляя в аппарат ленту:

– Оружие продают за мостом. Уж не знаю, что там с твоим братишкой, а у нас тут преступность выше раз в десять, чем по всем остальным штатам. Так что пушка здесь есть у каждого… И у меня тоже! – намекнул он, дескать, без глупостей тут.

Я и не собирался грабить его сегодня. Нужно сначала заехать в город. Навести кое-какие справки. Выяснить у людей, что за репутация у этого хмыря. «Поговорим позже», – решил я и отправился на мост.

Мост этот длиной в двадцать три мили пересекает озеро Пончартрейн с севера на юг. И это второй в мире по длине мост, пролегающий над водой.

Под мелькающей чередой фонарей я не спеша пересекал водную гладь. Вечерний бриз продувал салон насквозь, занося запахи с залива. За мостом, погружаясь в ночь, сиял огнями огромный город. Город-джаз. Историки спорят теперь – откуда пошло прозвище «дикси» для этих земель? Земля Дикси. Диксиленд.

По одной из версий раньше на десятидолларовых купюрах, которые печатались в Луизиане вместе с английским: «Ten», – стояло и французское: «Dix». Когда такая купюра попадала к янкам на север, они говорили: «О! Да это деньги с юга. Из Диксиленда».

Город здесь основали ещё испанцы, но потом захватили французы. При Наполеоне в дельте реки проживало уже порядка десяти тысяч. Уже тогда из них половину составляли африканские невольники. Очень скоро город стали называть Парижем Нового Света.

Орлеан стал воротами Среднего Запада, принимая грузы и отправляя их вверх по Миссисипи. У причалов выросли колёсные пароходы. К портам со всей страны потянулись железные дороги. Тёплый климат. Плодородные земли. Сразу прилипло прозвище: «Беззаботный городок». Публика с удовольствием предавалась здесь танцам и развлечениям. Перед началом Великого поста по улицам стали ходить ряженные, провожая последний день, когда ещё можно было лопать вволю на Марди Гра –