Счастливый предатель. Необыкновенная история Джорджа Блейка: ложь, шпионаж и побег в Россию - Саймон Купер Страница 29

При преемнике Хрущева Брежневе «политическое руководство обычно игнорировало позицию разведки или не знакомилось с ней при решении важных внешнеполитических вопросов», — пишет Олег Калугин.[519] На всякий случай все, что могло «огорчить Леонида Ильича [Брежнева]», удалялось из донесений, признавал сотрудник внешней разведки КГБ Вадим Кирпиченко[520].

Бывший руководитель МИ-6 сэр Ричард Дирлав так сформулировал это в 2017 году: «Если взглянуть на историю советской разведки… они с невероятным успехом собирают разведданные. Но подлинной слабостью советской системы было неумение выстроить политический курс с учетом добытой агентами информации»[521]. Разумеется, в западных системах были свои недочеты. Когда Дирлав руководил МИ-6, американские и британские спецслужбы уверяли Джорджа Буша и Тони Блэра, что у Саддама Хуссейна имеется оружие массового поражения.

Секреты, которые передавал в Москву Блейк и другие британские шпионы, часто оставались без внимания. И даже те данные, которые принимались на веру, редко как-то влияли на советскую политику и уж тем более не переворачивали ход истории. У нас сформировано представление о мире шпионажа как о сундуке с сокровищами, где хранятся великие тайны. На самом же деле он больше напоминает заваленную всяким хламом лавку, владелец которой уже и сам не разберется в своих запасах. Шпионы, говорил Ле Карре, «предоставляют второсортные разведданные, которые манят скорее зловещей таинственностью способа их добычи, нежели своей неотъемлемой ценностью»[522].

Сторонник левых взглядов, журналист Пол Фут описывал, какой «унылый замкнутый круг [проходил Блейк], когда выискивал информацию для Британии, а потом фотографировал ее и передавал России»:

Ничто из этого ни в коей мере не избавило человечество от тягот существования. Отделение коммунистической партии в Клэпхеме добилось бы в десятки раз большего, если бы убедило хоть одну группу рабочих создать профсоюз или спасло хоть одного постояльца от выселения[523].

Сам Блейк осознавал пределы шпионажа. Когда в 1992 году его спросили о том, как он помешал западной разведке, он ответил: «Не хочу переоценивать свою роль, но я безусловно нанес ущерб. Иначе и быть не может. Но… не надо преувеличивать роль разведслужб. Понимаете ли, холодная война в значительной мере велась разными соперничающими разведслужбами. Но если взглянуть на решающие факторы в ней, то главное вовсе не разведка, а экономика, экономический успех. От того, кто возьмет верх — ЦРУ, КГБ или Британская служба разведки, — существенно ничего не зависело. А вот от того, чья из двух экономик успешнее, — да»[524].

В холодную войну шпионаж эпохи нужен был не для получения жизненно важной информации. Он был скорее внутренней игрой между разведками Запада и Востока. Как сказал журналист Джефри Уиткрофт: «Шпионы шпионят за шпионами, которые шпионят за шпионами»[525]. Говорят, однажды в Москве Блейк сказал: «В Лондоне мы называли нашу контору Уимблдонским клубом, ведь без мячей и ракеток там было не обойтись»[526].

В шпионских играх очки можно было набрать, либо спутав карты оппонентов, либо разоблачив их шпионов. Участникам все это казалось вопросом жизни и смерти, а остальной мир едва их замечал. Быть может, шпионские игры холодной войны доставляют читателям и зрителям удовольствие самой своей несущественностью; после страшнейших кошмаров ХХ века она вызывает едва ли не вздох облегчения.

На процессе в Лондоне в 1961 году адвокат Блейка Хатчинсон был весьма убедителен, настаивая, что деятельность его клиента не повлекла никаких существенных последствий. Блейк, по его словам, никогда «не передавал сведений, которые, с его точки зрения, могли быть использованы против этой страны, например, нанести ей военный или аналогичный ущерб». Блейк стремился лишь «подорвать работу Службы разведки»[527].

По правде говоря, Блейк добивался большего. Тем не менее навредила Британии вовсе не переданная им информация, а сам факт разоблачения Блейка. С каждым разом, когда высокопоставленного британского чиновника раскрывали как советского шпиона — а в период с 1946 по 1963 год это явление стало регулярным, едва ли не ритуальным, — это неуклонно, шаг за шагом подрывало доверие граждан к британскому обществу. Глядя на коллег, сотрудники МИ-6 теперь недоумевали: «А вдруг ты агент КГБ?» После разоблачения Блейка и Филби СИС создала Управление по контрразведке и безопасности, чтобы вычислять предателей[528]. В конце концов уровень тревоги в службе привел к параноидальной охоте на кротов «шпионоборца» Питера Райта, которая едва не уничтожила разведслужбы в 1960–1970-е годы. Райту взбрело в голову, что сэр Роджер Холлис, руководитель МИ-5, — советский агент. Эта паранойя распространилась и на политику. Расхожая история, будто спецслужбы подозревали в шпионаже на Советский Союз премьер-министра Гарольда Вильсона, вероятно, выдумана[529], а вот Бернард Флауд, подававший надежды депутат от лейбористов, в 1967 году покончил с собой через несколько месяцев после того, как Райт допрашивал его о предполагаемых связях с СССР[530]. Блейк способствовал параноидальному расстройству в Британии не своим педантичным многочасовым фотографированием, а непроизвольно — когда попался.

Наибольший ущерб Блейк мог причинить Британии лишь собственным разоблачением. Тем не менее в КГБ этого, похоже, никогда не понимали. Там десять лет прилагали невероятные усилия, чтобы его ни в коем случае не вычислили. Его ценили прежде всего как шпиона, передающего разведданные, что, наверное, было далеко не главным его достижением. Даже после его разоблачения советская сторона особенно не старалась выжать из этого сюжета пропагандистскую сенсацию. Позже, уже по прошествии многих лет после побега Блейка из Скрабс, в МИ-6 тщетно ждали его триумфального появления на советском телевидении, где бы он поведал свою историю.

В большинстве своем двойные агенты вроде Блейка, воображавшие себя серьезными историческими фигурами, в конце концов оказались на свалке истории и напрасно взяли на себя тяжкую предательскую ношу. На геополитику они не оказали почти никакого влияния. Об их деяниях почти никто не помнит — разве что их жертвы.

И все же многих до сих пор завораживает их роль. По мотивам запутанных историй их жизни все еще создаются книги и фильмы. Отчасти это связано с тем, что двойной агент воплощает популярный миф о двойной жизни: да, внешне я заурядный клерк в костюме, зато плету интриги в интересах вражеского государства. То же воодушевление, должно быть, испытывает и никчемный юный неудачник, ставший джихадистом.