Александр Кашкаров - Бом Булинат. Индийские дневники Страница 29

Рамешварам – обычный прибрежный южный город, с несколькими грязными улицами и такими же грязными пляжами, которые, тем не менее, считаются культовыми.

В центре города стоит храм Раманатасвами[77], его выстроили в XII веке, потом часть обрушилась, и достраивают его уже в течение восьмисот лет по сегодняшний день.

Утром это сооружение оказалось закрытым, поэтому мы отправились к храму Котандарасвами в двенадцати километрах от города. Это чудовище – бетонная будка с маленькой башенкой – единственная постройка, уцлевшая после цунами 1964 года.

Рядом с входом в храм восседал меланхоличный садху, окруженный семейством, которое сторожило палатку с прохладительными напитками. В надежде сфотографировать старца пожертвовали ему десять рупий, но святой фотографироваться отказался и вместо этого протянул нам какой-то непонятный овощ, который требовалось съесть с благоговейным видом. Пришлось с улыбкой сжевать сердцевину непонятного стебля, непонятного вкуса, надеясь не заполучить очередного амебиоза.

Далее мы отправились к так называемому «адамову мосту». На самом деле моста никакого нет, его смыло гигантским цунами, не оставившим после себя не только моста, но и близлежащей деревни. Мы не стали добираться до самого конца тонкой и длинной косы, шириной не более двухсот метров, а высадились где-то посередине.

Вдоль всей косы идет асфальтовая дорожка, а с двух сторон тянутся пляжи. С одной стороны Бенгальский залив, а с другой океан, так что если постараться, можно минут за десять искупаться и там и там. Мы никуда не спешили и прекрасно провели тут время до самого заката, купаясь в прохладном заливе, валяясь на белоснежном песке и собирая ракушки, которых тут пруд пруди.

Сидя на мотоциклах в полуденной пробке в центре Мадурая, мы истошно «бибикали». Не выдержавший этого мужик на белом «амбассадоре»[78] любезно сопроводил нас до выезда из города. Мы оказались, как на сковородке, посреди уходящего в точку шоссе, которое рассекало прерии, выжженные солнцем и покрытые рыжей травой и маленькими кактусами. Через какое-то время начали попадаться узловатые деревца, очень скоро превратившие дорогу в тенистую аллею – мчаться по ней было одно удовольствие. Вскоре на горизонте показалась первая гряда Гатов, и дорога резко свернула в этом направлении.

Шесть километров по городу, двадцать пять по трассе, восемьдесят сквозь равнину. Крутой поворот, шоссе уходит в сторону, подъем в гору, остановка. С горы видна вся равнина, которую только что проехали, вся она покрыта сероватой дымкой от дневного зноя. Можно еще различить очертания города, в котором я три часа назад сбил велосипедиста.

Он вилял по дороге, на перекрестке нечаянно задел меня передним колесом, рухнул на землю, и из бидона на багажнике посыпался рис. Велосипедист почти не пострадал, бедняга больше переживал за измятый канн и испорченный продукт, требуя возмещения ущерба. Возмещать я ему ничего не хотел – сам виноват, но он так жалобно начал пищать (а вместе с ним и Катя), что пришлось вознаградить его двадцатью рупиями, а Кате купить мандариновый сок.

Спустя несколько метров езды по горной дороге начинается дрожь в коленях. Дорога имеет законную для Индии ширину, то есть по ней может проехать только один автобус. А ездят по ней так же как в Дели или по трассе номер сорок семь, и без разницы, что нет обочин, что внизу обрывы, впереди крутые повороты и встречный транспорт, который невозможно объехать. Едешь с нажатым клаксоном, а когда за очередным поворотом раздается ответный гудок, кидаешь мотоцикл влево, в сторону обрыва, и чудом избегаешь столкновения с автобусом с очень успокаивающим названием «ТАТА», удивляясь тому, что не слетел вниз.

Воздух постепенно становится чище и свежее. С каждым километром вверх становится все прохладнее, повсюду разливается запах трав и цветов.

Последние пятьдесят шесть километров в гору мы преодолели за два часа сорок минут и к четырем вечера остановились в центре города Кодайканал. Город не имеет никакого исторического или культурного значения и похож на обычный небольшой индийский город. Его единственное достоинство – расположение. Он стоит среди небольших зеленых гор, высотой около двух тысяч метров, покрытых благоухающими сандаловыми лесами и чайными плантациями. Недаром это место называют «индийской Швейцарией» – сходство действительно есть. Но город Кодайканал чисто индийский, как ни крути.

Сквозь чайные плантации

К нам подбегают два проворных мужика, предлагающие услуги по расселению. Катя с Кашкетом остаются на месте, а я, усадив одного позади себя, отправляюсь под его руководством осматривать жилье. Главные условия – «chеap price and good view»! Мы всегда ставили эстетику проживания гораздо выше его бытовой стороны, и считаем, что гораздо приятнее сидеть в пустом номере, глядя в окно на потрясающий вид, чем глазеть в телик в номере рядом с помойкой.

– Cheap price and good view or the cheapest price and the best view![79] – говорю я.

Мужик кивает головой и указует перстом. Едем. Первая комната – кал, следующая – дорого, третья не кал, но еще дороже, четвертая дешево, но плохой вид, пятая, шестая… Я устал!

Когда я вернулся, Кашкет успел вкратце известить меня, что, мол, только я уехал, как за своей спиной он услышал пропитый, с пиратской хрипотцой голос: «Perfect marihuana, Maria-mama!»[80], а, обернувшись, он увидел крайне любопытного человека лет тридцати пяти. Это был индус европеоидного типа, с острыми и правильными чертами лица, с копной длинных черных дредов. Одет в спортивный костюм, чем смахивает на непальского гида. Кашкет вступил с ним в диалог, который тут же превратился в монолог этого индивида.

Зовут Ганеша, живет тут, в городе, а также неподалеку, на плантациях, где выращивает: чай, кофе, ваниль и марихуану. Шесть лет провел в Италии. Женился на итальянке, завел двух детей, после чего жена его бросила, и он вернулся на родину. После неудачного брака зарекся спать с женщинами. Много курит ганджи, гашиша, любит «magic-mushrooms»[81] и ром (во время разговора осушил бутылочку «McDowels»). Всегда помогает людям. Утверждает, что вокруг одна мафия. Верит в рок судьбы, так как ничего хорошего в жизни не видел, кроме своих злоключений и Шивы, который явился ему после magic-mushrooms. Меломан – наизусть знает все песни Боба Марли и многих других исполнителей. Иногда поет их сам и часто вставляет куплеты, как цитаты, во время разговора. Знает английский и итальянский, считает, что выучит русский за два месяца, если попадет в Россию, куда ему очень хочется.