Валентин Павлов - Неизвестный Горбачев. Князь тьмы (сборник) Страница 29

Касательно же того, что я обо всем этом сказал поздновато, объяснюсь посредством исторического аналога.

В IV веке н. э. в Риме уже победило христианство. Флавий Клавдий Юлиан (331–363), будучи в душе отпетым язычником, в борьбе за скипетр прикинулся ревностным христианином и на плечах верующих взошел на трон. И буквально на второй день, сбросив личину, начал гонения на христиан.

Скажите, могу ли я обвинять христиан Рима в том, что они поздно уяснили, с кем имеют дело?

Скажите, могу ли я обвинять миллионы поверивших Горбачеву, который ежедневно крестился «социалистическим выбором»? Кто же на первых порах знал, что он в душе язычник, то есть приверженец совсем другого выбора?

Флавий Клавдий Юлиан вошел в историю под именем Юлиана Отступника. Но ведь содеянное последним несравнимо по глобальности обвала с учиненным Михаилом Отступником.

Похоже, вы намекаете, что я, как бывший большой друг и чуть ли не друг семьи, отступился. Ей-богу, не возьму в толк: или вы действительно пребываете в иррациональном состоянии, или и доныне имитируете таковое?!

Да, я, по наивности, безраздельно уверовав, до конца, даже после Фороса, в меру своих скромных сил и возможностей пытался хоть чем-то помочь Вам как человеку. Но…

Оказалось – и это свидетельствуют бывшие соратники – у Вас никогда не было друзей. Начисто лишенный чувства товарищества, Вы даже ближайших использовали всего лишь как материал, как средство для достижения определенных целей. Материал, который по мере ненадобности с холодной жестокостью отбрасывали, так же холодно подыскивая новый, подходящий по одному Вам известной целесообразности и конъюнктуре. А уже в финальной части своей деятельности отбросили за ненадобностью «материал», состоящий из 16 миллионов живых человеческих судеб. Скажите после всего этого: можно ли отступиться от… отступника?

Нет, Михаил Сергеевич, Вы ушли за черту Добра. Между нами непроходимое поле, где лежат павшие за Добро, погребенные и еще не преданные земле, от которых Вы отступились, отдав их кости и могилы на поругание нынешним бесам. Вы отступились и от живых, украв у них смысл жизни, прошлое, настоящее и будущее.

И вот один из этих миллионов, смотрю на Вас через поле отчуждения, через долину смерти и в который раз спрашиваю себя, людей, время и космос: «Так кто же Вы и зачем пришли в этот мир?»

Касательно же вымыслов насчет «друга семьи», то это лишь еще раз подчеркивает Ваш моральный статус. Вы же ведь сами в одной из телебесед утверждали, что порог Вашего жилища слишком высок для кого бы то ни было, что Вы никого к себе и близко не подпускали.

А вообще-то ниже мужского достоинства – впутывать хотя бы родных и близких в крутое дело политики. Но, похоже, Вы и семью способны использовать как материал, как средство для достижения определенных целей…

Еще раз скажу: меня уже где-то лет двадцать не волнует, а ныне и подавно не взволнует так называемое «общественное мнение», ибо как журналист ведаю, кем и как оно организовывается.

Естественно, после выхода книги я должен был попасть под «обстрел» определенных рупоров (они сами теперь обозначаются). Нормальные читатели (а их преимущественное большинство, и книга написана для них), конечно же, разберутся, что к чему, и прежде всего в том, что автор лишь использует откровение Иоанна Богослова как параллельное объяснение темных мест в совершившемся и совершающемся.

Надеюсь, нормальный читатель понимает, что и «второй зверь», и давший ему силу необязательно по своему происхождению из ветхозаветных и новозаветных полей, а, вполне возможно, из реального мира сего. Последний тезис вызовет особо яростные нападки. Но умудренный опытом читатель уже сам вычислит: как и в первом случае, эти определенные рупоры одни и те же.

…Кстати, в «Гласности» были опубликованы раздумья «Здоровье и власть» по поводу одноименной книги академика Евгения Ивановича Чазова. Уж кого-кого, а его-то, многие годы бывшего главврачом Кремля, обвинить в обскурантизме вряд ли кому удастся!

Об этом, к слову, говорит и автор раздумий В. Асколонов: «Человек (т. е. Чазов. – б. о. ), по самой натуре не терпящий мистики… по ходу повествования он тем не менее неоднократно возвращается к теме судьбы и рока, который, казалось, поражал неумолимо одного за другим советских руководителей. Причем в наиболее ответственный период развития отношений нашей страны с США. Решались судьбы разрядки и разоружения.

Рейган на одной из пресс-конференций посмеивался: только я соберусь в Россию для бесед с их лидером, как тот умирает. И действительно, приехал он только после того, как умерли Л. Брежнев, Ю. Андропов, К. Черненко, а к власти пришел М. Горбачев».

Е. Чазов определяет эту цепь смертей как нелепые. Ю. Андропов, например, во время прогулки в Крыму присел на гранитную скамейку, почувствовал озноб, затем у него с невероятной быстротой развилась флегмона, пришлось делать срочную операцию, после чего вскоре наступил исход.

Черненко, опять же в Крыму, в конце августа 83-го съел недоброкачественную рыбу. Острейшая инфекция вызвала сердечную и легочную недостаточность. Словом, из больницы Черненко вышел полным инвалидом.

После смерти Ю. Андропова (февраль 1984 г.) на то время самым сильным лидером, могущим претендовать на правопреемство, оставался Д. Устинов. Он умер в конце того же года. Чазов пишет: «Смерть Устинова была в определенной степени нелепой и оставила… много вопросов в отношении причин и характера заболевания. Осенью 1984 года состоялись совместные учения советских и чехословацких войск… В них принимали участие Устинов и министр обороны Чехословакии генерал Дзур. После возвращения с маневров Устинов почувствовал общее недомогание, появились небольшая лихорадка и изменения в легких… Удивительное совпадение: приблизительно в то же время, с такой же клинической картиной заболевает и генерал Дзур… Устинов, к сожалению, в дальнейшем погиб от нарастающей интоксикации».

Наверное, уж этот случай почти одновременного заболевания двух военачальников с одинаковой клинической картиной нельзя назвать «нелепой случайностью» или роком.

Скорее роком или превратностями судьбы можно было бы считать аварию, в которую попал сам Чазов. Но после всего сказанного почему-то вспоминается гибель Петра Машерова: ныне уже ясно, что это была не случайная автокатастрофа.

Упомянув о не очень мотивированных скачках в состоянии здоровья Л. Брежнева, которые отмечал Е. Чазов, когда периоды «неадекватности» астенического синдрома неоднократно перемежались у руководителя страны с периодами прояснения и проявлением незаурядной жизненной энергии, автор раздумий напоминает, что за рубежом разработана целая наука, прогнозирующая «закат и смену ответственных государственных деятелей… Насчитывает она немало лет. Не меньше лет насчитывает и наука устранения неугодных влиятельных лиц, которые способны мешать чьим-то замыслам и тем самым расчищать путь другим».