Владимир Ермолаев - Слово о полку Бурановом… Рассказы очевидца Страница 29

Это было первое посещение полигона ТАКИМ количеством представителей свободной западной прессы за всю его историю.

Слипченко был, судя по фамилии, хохол. А после или рядом с хохлом делать нечего. Поэтому его перегляды с оператором имели само собой «сигнальный» характер. Типа «Валера, это надо снять на НАШУ кассету».

Но… Режимщик ко всем своим недостаткам имел и еще один — самый существенный… Он был полукровка ХОХОЛ-КАЦАП. Замес получился ядерный…

Валера Панкратов — оператор-виртуоз. Снимал он все грациозно. Еще более грациозно он менял видеокассеты в камере. Настолько стремительно и с таким деловым видом, что режимщик уж не стал выделываться на предмет того, чтобы отбирать «несекретные», то есть ЕГО личные кассеты. Ладно уж… пусть снимает Ленинск… на память… Да и что тут, господи, секретного…

Всех корреспондентов разместили в Центральной гостинице Ленинска. На площади. Напротив — штаб полигона, слева — Дом офицеров и ПАМЯТНИК ЛЕНИНУ. Ленин был основателем этого города, а также находился тут в эмиграции и отсюда он поехал делать революцию в Петроград… Так кажется было …

Дело было в первых числах апреля. Но поскольку прибыли импортные корреспонденты, то политотдел полигона решил устроить досрочное принятие в пионеры школьников, запланированное как обычно на 22 апреля…

Кондиционеров в гостинице не было, тараканы и общесоветский дух выгнали стадо корреспондентов на площадь. В составе их групп отчетливо наблюдались «вторые операторы», которые тут же стали снимать штаб полигона, Дом офицеров, проходящих мимо офицеров, номера машин и прочие детали, «важные» для мировых информационных каналов…

И тут зазвучали барабаны… Без репетиций, без подготовки, спешно снятые с уроков в школе детишки человек 8 с двумя барабанами и одним горном, невпопад, кучей, не в ногу, испуганные, со слезами на глазах, постоянно оглядываясь на дяденек, которые остались за углом Штаба полигона…

Импортные корреспонденты отработали маневр «ВСЕ ВДРУГ». В мгновение ока все камеры были наведены на детей, в кадр вскочили «говорящие головы» и репортаж начался… На разных языках, стоя рядом друг с другом, мешая друг другу. А рассказывали что-то о милитаризме страны советов, о марширующих детях, о сталинизме, о чем-то еще… Все было понятно не только по отрывочным иностранным фразам, но и собственно, ЧТО ЕЩЕ МОЖНО БЫЛО БЫ СКАЗАТЬ О НАШЕЙ СТРАНЕ — глядя на этот глупый спектакль, устроенный замполитами…

— Возьми общий план, Валера… — Слипченке было противно наблюдать все это. Как и режимщику. — На память …

Возможно с этого момента режимщик понял, что этот корреспондент не из тех, кто снимает только «белые халаты» и академиков, когда делает материал о космосе… Слипченко был НОРМАЛЬНЫЙ мужик.

— Серега. Если ты будешь делать репортажи так, чтобы как-то было понятно, что кроме «белых халатов» есть еще и офицеры — испытатели, и если ты их воткнешь в кадр — я буду тебе помогать. Я на Байконуре с 1960 года. Почти родился тут. Много чего могу показать, рассказать полезного для твоих репортажей. А как режимщик — проведу куда хочешь. Только покажи офицеров… Только ГОВОРИ ПРАВДУ…

Надо сказать, Слипченко был единственный в те годы корреспондент, который о Байконуре действительно ГОВОРИЛ ПРАВДУ…

Как мог… Насколько мог. Его витиеватые полунамеками фразы, двусмысленные для цензуры, но понятные для НАШЕГО БРАТА были весьма достойны. Он говорил о ЛЮДЯХ, о работе, о полигоне… Говорил хорошо… Хитрый был хохол.

Когда наконец увели новоиспеченных пионеров — напуганных , растерянных, НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮЩИХ и плачущих — корреспондентов пригласили на встречу с заместителем начальника полигона генералом Шумилиным. В вестибюль гостиницы.

— Уважаемые господа! Запуск французского спутника … — начал было генерал, но не договорил. Перебивая друг друга пошло:

— Мистер генераль, сэр, мсье женераль, херр группенфюрер — пожальста , рассказвайт нам о рашен Спейс Шаттл… Пли-и-з…

— О каком еще «рашен Спейс Шаттл»? — генерал включил ДУРАКА. — Не понял вас…

— Ну пожальста…

— О чем вы говорите? — генерал дурил до последнего…

Тут же японка развернула перед Шумилиным какой-то журнал — где собрано все — виски, лошади, голые тетки, космос. Знаете…

На фотографии на весь разворот — макет «Бурана» (очевидно в Жуковском).

— Ах… это? А… ну… в Советском Союзе идут … какие-то работы… наверное… я не знаю…

— Пожальста, расскажит об это… — японка перевернула страницу. Там мужик ДРАЛ тетку. Очень смачно. Толпа засмеялась. -- Пардон! Вот!

Японка перевернула еще страницу и все увидели маленький «буранчик», поднимаемый из воды на какой-то кораблик…

Шумилин был непоколебим. Никакого русского Шаттла на полигоне нет. Старта под Шаттл тоже нет. Секса у нас тоже нет…

А если и есть Шаттл на полигоне, то он весь еще в состоянии сборки, облеплен конструкциями, площадками — так, что его совсем не видно и вам показать НЕ МОГУ. НУ НЕ МОГУ!!!

Дернувшиеся было на этот абзац корреспонденты потухли. Да-а-а… с этими русскими… Мы тут приехали не французский спутник снимать! В конце концов! Кому он нужен, этот дурацкий «француз»…

По прибытии на пл.2 на экскурсию пресса стала снимать все вокруг. Особенно старались «вторые операторы», которые сразу же (почему-то) навели свои камеры на 110-ю (бурановский старт), который был примерно в 15 км. Режимщик поглядел в «Бетакам» Валеры Панкратова через максимальный накат трансфокатора… Было видно хорошо, БЛИЗКО, подробно…

— Володя, а ты сам на каком старте служишь? — поинтересовался Слипченко. Наконец.

— Так вот на том. На «Бурановском»…

— О…

Сосредоточенное, задумчивое выражение лица Слип(ченк)а означало одно — «с этим парнем нужно срочно налаживать отношения».

Надо сказать, отношения сложились…

— Какие люди! — режимщик оторвался от карты эвакуационных мероприятий и поздоровался с командой «Времени».

После нескольких московских сплетен и проверки Серегиных разрешений-допусков-согласований перешли к делу.

— Ну что, Володя, как посоветуешь… В степь бы съездить… Ракурсы посмотреть…

— Ракурсов навалом, Серега. Но снимать ты в степи не будешь… Очень большая зона эвакуации. Вот, посмотри…

— Н-да ? — Слипченко как-то даже и не смутился. Нисколько. — Что тебе нужно?