Николай Павленко - Анна Иоанновна Страница 3

А. Д. Меншиков был тем корреспондентом, к которому герцогиня чаще, чем другим, отправляла послания в первое десятилетие своего пребывания в Митаве. Анна Иоанновна не считала бесполезным писать и супруге светлейшего, и даже ее сестре Варваре Михайловне, оказывавшей, как известно, большое влияние на князя. Обычно ее послания нельзя было назвать деловыми — это скорее напоминания о своем существовании — поздравления с наступающим Новым годом, церковными праздниками, днями рождения и тезоименитства, как правило, остававшиеся без ответа. Единственная и часто повторяемая просьба к Меншикову состояла в том, чтобы он не оставил «своей любви к матушке и сестрице», то есть к Прасковье Федоровне и ее дочери Прасковье Иоанновне.

Поздравительные записочки она отправляла и членам царствовавшей фамилии: Петру, Екатерине Алексеевне, сыну Петру Петровичу и дочерям Анне и Елизавете; своего «дядюшку» просьбами она обременять не осмеливалась и даже поздравления не всегда адресовала лично ему, а использовала в качестве посредницы Екатерину Алексеевну. К супруге царя герцогиня несколько раз обращалась с жалобами на своих недругов, которые нанесли урон ее репутации добропорядочной вдовы, чем вызвала такой гнев у строгой и жестокой ее матери, что та едва ее не прокляла.

Гнев царицы, отличавшейся, как мы видели, неукротимым нравом и свирепостью, был обусловлен двумя обстоятельствами. Одно из них было связано с интимными отношениями дочери с Петром Михайловичем Бестужевым-Рюминым, отправленным Петром, как выше упоминалось, для управления имениями герцогини, для присмотра за ее поведением и для защиты от нападок местного дворянства. Бестужев-Рюмин взвалил на себя еще одну обязанность — стал фаворитом герцогини.

Царица Прасковья осуждала безнравственность дочери, но сама, согласно молве, не блюла супружеской верности: отцом трех ее дочерей считался управляющий двором и имениями Василий Алексеевич Юшков — именно ему будто бы уступил супружеские права болезненный и слабоумный Иоанн Алексеевич. Допустим, Прасковья Федоровна могла вступить в интимную связь с Юшковым по принуждению — царевна Софья склонила ее к измене по политическим мотивам, так как была заинтересована в появлении наследника, но Прасковья Федоровна, к ее огорчению, рожала дочерей.

В конце концов царице так и не удалось обрезать крылья молве, порочившей ее репутацию добропорядочной супруги. Воспоминания о грехах молодости не смягчили ее требовательности к дочери. Бестужев, кроме того, по неизвестным нам причинам ни у царицы, ни у ее брата Василия Федоровича расположением не пользовался.

К тому же в 1719 году в Митаве Анна Иоанновна предприняла попытку укротить бешеный нрав дяди, до полусмерти избившего супругу, так что та вынуждена была бежать к своим родителям в Варшаву. Злобный братец пожаловался сестрице на вмешательство племянницы в его семейные дела, вызвал сочувствие царицы и поссорил ее с дочерью.

Царица Прасковья прекратила общение с дочерью. Та пожаловалась Екатерине Алексеевне, представив виновником ссоры с матерью Василия Федоровича Салтыкова, «который здесь бытностию своею многие мне противности делал как словами, так и публичными поступками», в частности «сердился на меня за Бестужева». Между тем «я, — оправдывалась герцогиня в 1719 году в письме к Екатерине, — от Бестужева во всем довольна и в моих здешних делах он очень хорошо поступает». Из писем матери к дочери явствует, что Салтыков обо всем доложил царице и «мошно видеть по письмам, што гневна на меня». Через Екатерину Анна Иоанновна обращалась с просьбой и к «батюшке-дядюшке», чтобы тот устроил ее брачные дела, «дабы я больше в сокрушении и терпении от моих злодеев ссорою к матушке не была»7.

Прошло несколько месяцев, и матушка не только не укротила своего гнева, но и прервала переписку с дочерью. Герцогиня дважды в 1720 году извещала Екатерину, что «ко мне уже великое время от государыни, моей матушки, писем нет», «что я животу своему не рада» и настолько огорчена, что «лутче б я на свете не была или б услышала, чтоб его, Василья Салтыкова, при матушке не было».

Стараниями Екатерины все же удалось помирить строптивую мать с дочерью, но потребовалось четыре года, чтобы Прасковья Федоровна простила накануне своей кончины блудную дочь, что явствует из письма Анны Иоанновны к Екатерине от 18 октября 1723 года: «Получила я письмо от государыни-матушки, в котором изволит ко мне писать, что очень она, государыня, моя матушка, недомогает, и ежели я в чем пред нею, государыней-матушкой, погрешила для вашего величества милости, меня изволит прощать, за которую вашего величества милость матушка государыня тетушка всенижайше благодарствую». Екатерина Алексеевна выступала в привычной для себя роли посредницы, и герцогиня знала, что она обязана примирением с матерью только ей.

Единственное письмо-«слезницу» герцогиня осмелилась отправить и самому дядюшке. В пространном послании к Петру I она жаловалась на свою бедность. Ее доходы столь ничтожны, что она может содержать только поварню, конюшню, слуг и драгунскую роту, а обеспечить себя платьем, бельем, кружевами, также алмазами и серебром лишена возможности. Бедность, жаловалась герцогиня императору, роняла ее престиж и влияние, ибо «партикулярные шляхетские жены ювели (ювелирные изделия. — Н. П.) и прочие уборы имеют неубогие, из чего мне в здешних краях не бесподозрительно есть». Откликнулся ли Петр I на мольбу племянницы — прямых свидетельств нет.

Выше мы отмечали подобострастную тональность писем Анны Иоанновны не только к светлейшему, но и к членам его семьи. Так продолжалось до тех пор, пока князь пребывал в силе, пользовался доверием Петра I. Случилось, однако, что он оказался в полуопальном положении — в 1720 году возникло Почепское дело, обнаружившее беспредельную алчность Александра Даниловича, и он уже не мог быть полезен герцогине. Она посчитала, что из общения с ним не только нельзя извлечь выгоды, но можно и накликать беду. Опасность вызвать гнев раздражительного царя вынудила ее прекратить переписку с Меншиковым и членами его семьи.

За время, когда Меншиков, по образному выражению современника, пребывал «с петлей на шее», Анна Иоанновна обрела нового покровителя. Им оказался Андрей Иванович Остерман — после смерти Петра I восходящая звезда на политическом небосклоне. 9 февраля 1725 года герцогиня отправила первое послание Остерману с извещением о прибытии в Москву обер-камер-юнкера Бирона с поручением поздравить Екатерину Алексеевну с восшествием на престол. Поскольку ей, Анне Иоанновне, известна склонность к ней Остермана, то она просила его «ежели что станет сказываться о курляндском моем деле, всякое благодеяние и вспоможение к пользе моей учинить».

Если послания Анны Иоанновны в подавляющем большинстве случаев не удостаивались ответа, то Андрей Иванович откликнулся на просьбу герцогини, что явствует из ее письма с выражением благодарности, отправленного через Бирона бароном Остерманом. Из него она уведомлялась «о многих ваших ко мне благосклонностях, за что и за обнадеженную впредь ко мне склонность по-прежнему благодарствую»8.

Герцогиня завела еще одного влиятельного покровителя — графа Левенвольде. До Митавы докатились слухи, что императрица, будучи тяжело больной, все же обзавелась фаворитом и ее выбор пал на молодого, но недалекого красавца графа. Первое письмо к Левенвольде датировано 18 октября с пустяковой просьбой напомнить императрице, что та обещала ей прислать «потрет», но до сих пор она его не получила. В другом письме Анна Иоанновна благодарила фаворита императрицы «за показанную вашу ко мне любовь в Петербурге».

Левенвольде не утратил влияния при дворе и после смерти Екатерины I. В июне 1728 года Анна Иоанновна благодарила его на этот раз «за вашу ко мне склонность в бытность в Москве» и просила его быть посредником в передаче своих посланий Петру II9.

Ни Остерман, ни Левенвольде не могли соревноваться с Меншиковым по влиянию на преемников Петра I на троне. Положение Александра Даниловича настолько упрочилось, а власти настолько прибавилось, что А. С. Пушкин вполне справедливо назвал его «полудержавным властелином» — и при Екатерине I, и при Петре II вплоть до своего падения в 1727 году он был хотя и несамостоятельным (за его спиной стоял Остерман), но фактическим главой государства.

Эти два года были столь знаменательными и насыщены такими драматическими событиями в жизни Анны Иоанновны, что заслуживают подробного описания. Вновь обрел право оказывать влияние на судьбу Курляндской герцогини Александр Данилович, причем право обширное, которым он ранее не располагал.

Во время пребывания в Митаве Анне Иоанновне довелось столкнуться унылой вдовьей жизни. И это несмотря на ее страстное желание выйти замуж и на наличие множества женихов.