Олег Смыслов - Генерал Слащев-Крымский. Победы, эмиграция, возвращение Страница 3

«В Москве Слащёва поселили на Садовой, в доме Шустова. Вход был со двора, и окна тоже выходили во двор. В квартире имелись две смежные комнаты и кухня. В третьей комнате жил чекист, верхний этаж был передан старым сотрудникам спецотдела ОГПУ.

У Слащёва был телефон. Прослушивать телефон гораздо удобнее, чем просматривать корреспонденцию. Повар-латыш, который готовил для него, заодно просматривал все письма и фиксировал приходы посетителей, а живший по соседству чекист следил за Слащёвым и днём и ночью, что было источником постоянного унижения. Слащёв уже не был генералом…

Слащёв очень любил животных и в Москве целые дни проводил с соловьем, лишившимся лапки, курицей и воробьем. На лекциях по стратегии, которые Слащёв читал в стрелковом училище, его встречали криками и свистом. Некоторые слушатели в Академии Генерального штаба звали Слащёва «палачом». И даже дома ему не было покоя. Ему постоянно досаждали беспризорники. Однажды в его окно влетел камень, в другой раз на него обрушился целый поток оскорблений и насмешек.

Иногда опрокидывали самовар, а в крупу подмешивали мел.

Однажды Слащёв выбежал из дома с кухонным ножом и скрылся за углом. Через несколько минут он вернулся в комнату с окровавленными руками, глаза его были полны ужаса.

«Эти скоты, – запинаясь, проговорил Слащёв, – пустили в комнату кошку. Она сожрала соловья и загрызла воробья. Всё это подстроено специально, чтобы досадить мне! Здесь всегда так! Своими преследованиями они хотят свести меня в могилу! Будь проклята эта чёртова дыра!»».

Нетрудно заметить, что в этом коротком рассказе переплелись и правда, и вымысел. Можно лишь предположить, откуда господин Орлов взял все перечисленные им случаи. Видимо, из обыкновенных пересказов, которые, пройдя через вторые или третьи руки, обычно превращаются в сплетни.

В ноябре 1921 г. Слащёва действительно поселили на Большой Садовой. Впоследствии (с 1922 г.) он проживал по адресу: Москва, Лефортово, Красноказарменная улица, дом 3. В доме преподавателей курсов «Выстрел». И, надо сказать, что в первые годы пребывания в Москве у Якова Александровича складывалось всё не так плохо, как об этом говорил Орлов. Просто тогда он был сильно нужен новой власти. Как считает А. Пронин, «эффект отъезда Слащова в Советскую Россию, который Лубянка ныне числит в золотом фонде проведённых её спецопераций, оказался потрясающим». По словам писателя А. Слободского, он «всколыхнул, буквально сверху донизу, всю русскую эмиграцию». За ним последовало возвращение на Родину ряда деятелей отечественной культуры, например, Алексея Толстого (1923 год). Но ещё более сильным оказался военно-политический выигрыш. По оценке французской разведки, «переход Слащова на сторону Красной армии нанёс тяжёлый удар по моральному состоянию русских офицеров… Это неожиданная перемена со стороны боевого генерала… авторитет которого имел большой престиж… внесла большое смятение в дух непримиримости, который до сих пор доминировал среди офицеров и солдат Белой армии».

4

С новыми силами, с новыми надеждами Яков Александрович жадно хватается за работу. «Слащёв работает, и как работает! – пишет Д. Мельник. – Помимо лекций он успевает ещё выступать с докладами, публиковать воспоминания и статьи по тактике, а его жена Нина Нечволодова-Слащёва, верный его помощник ещё в войну, организовывает в «Выстреле» любительский театр. К ним в общежитие после занятий каждый раз приходят преподаватели и слушатели. Это понятно: Слащёв прекрасный педагог, ещё будучи двадцатишестилетним поручиком, он уже преподавал в элитном Пажеском корпусе в Петербурге».

Очень много статей Слащёва было опубликовано в 1922 году. Например, в «Военном вестнике» в № 9, 10, 11, 12, 13 – «Операции белых, Петлюры и Махно на южной Украине в последней четверти 1919 года». В журнале «Военное дело» (№ 14, 1922 г.) – «Действия авангарда во встречном бою». В этом же журнале в № 15–16 – «Прорыв и охват (обхват)» и «Вопросы полевого устава». В № 17–18 – «Значение укреплённых полос в современной войне».

В 1924 году из-под пера Слащёва выходит книга, так необходимая новой власти: «Крым в 1920 году: Отрывки из воспоминаний». В следующем году Яков Александрович снимается в Крыму в кинофильме «Врангель» (фильм не увидел свет), которое ставило акционерное общество «Пролетарское кино». Играл он, естественно, самого себя: Я. А. Слащёва-Крымского, генерал-лейтенанта, командующего 3-м армейским корпусом, упорно оборонявшим последний оплот Белого движения на юге России.

В 1926 году в журнале «Выстрел» № 3, 1926 г. выходит его статья «Маневр как залог победы». В этом же году брошюра под названием «Период Врангеля. Кто должник? К вопросу о франко-советских отношениях». В 1927-м в журнале «Война и революция» № 6 ещё одна интереснейшая статья – «Борьба с десантами».

А как он преподавал в эти годы! «Особое удовольствие доставляли Слащёву разборы проведённых им сражений, – подчёркивает А. Хинштейн. – В эти часы он точно преображался, сбрасывал с себя груз прожитых лет и вновь становился прежним Слащёвым-Крымским, не стесняющимся в словах и выражениях.

«Преподавал он блестяще, – вспоминал слушатель школы Батов, ставший впоследствии крупным советским военачальником, – на лекциях народу было полно, и напряжение в аудитории порой было, как в бою. Многие командиры-слушатели сами сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал не жалел ни язвительности, ни насмешки, разбирая ту или иную операцию наших войск»».

Чтобы оценить личность Слащёва как преподавателя, стоит немного отвлечься, но исключительно в пределах той эпохи. Например, дочь маршала Конева, Нина Ивановна, в своей книге об отце пишет:

«В 1925–1926 годах отец находился на Курсах усовершенствования высшего начальствующего состава при Академии РККА (сокращённо КУВНАС). Название «курсы» выглядит на первый взгляд как-то облегчённо, но когда я внимательно изучила конспекты отца, тезисы записанных им лекций, развёрнутые планы семинарских занятий, разного рода академические документы, то испытала удивление: «красные командиры» получали весьма концентрированные и многосторонние знания. Меня восхитили обзоры по истории и теории военного искусства, например, анализ целей войны по трудам Верди дю Верну а, сопоставление стратегических воззрений прусского военного теоретика фон Бюлова и генерал-фельдмаршала Мольтке.

С тех времён в архиве отца сохранились емкие записи лекций знаменитых военных профессионалов, которые учили молодых командиров. Они были благодарной аудиторией: какое погружение в материал, какая искренняя влюблённость в знание, заинтересованность в деталях и жажда уловить оттенки смыслов в речах образованных наставников!

Профессор Верховский в лекциях о механизмах управления войсками предлагал вниманию слушателей сопоставления с методами управления большим производством, скажем, в США, и советовал задуматься об инициативе и самостоятельности исполнителей, описанных в книге автомагната Форда «Моя жизнь».

Некоторые мысли учителей в записях отца выделены. Обладая опытом участия в мировой и Гражданской войнах, он осознал значение руководства войсками в современном мире как искусство. Стратегический талант, разумеется с его точки зрения, – это дар, который преподносит судьба, но важна и доктрина, которая требует для её постижения интеллектуальных затрат.

Теория не должна быть застывшей догмой: помня о походах Юлия Цезаря, карфагенских войнах и наполеоновских сражениях, необходимо развивать военное искусство с учётом требований времени. Чувство новизны было присуще отцу в полной мере. В тетрадях выделены суждения профессора А. Свечина о том, что «стратегическая доктрина должна быть гибкой, а не представлять жесткое учение». «Est modus in rebus» («всё имеет свою меру», по словам Горация). Мы должны искать модус в обстоятельствах данной войны, а не выходить с заготовленным на все случаи модусом».

Сохранился текст воспоминаний отца об учёбе на КУВНАСе, в котором ощущается гордость за то, что молодые командиры были приобщены к учёности, носителями которой были люди, сформированные предшествующей эпохой российской истории. Они получили возможность соприкоснуться с традицией служения Отечеству, взращённой опытом многих поколений русских офицеров».

Любопытно, что, несмотря на приобщение к учёности, соприкосновения с традицией служения Отечеству, на курсах и в академиях Красной армии случались и конфузы. Всё-таки нельзя не учитывать одно весьма важное обстоятельство: преподавали бывшие царские офицеры, а учились вчерашние крестьяне. Один из таких произошёл на занятиях знаменитого А. А. Свечина. Об этом написала правнучка знаменитого начдива Евгения Чапаева: