Никита Замеховский-Мегалокарди - Гармония волны. История серфера Страница 3

Культуры этносов, населяющих Землю, весьма разнообразны, на их формирование оказывали влияние многие факторы, среди которых не последнее место занимала Природа. Окружающая среда не только определяла формы хозяйствования или быт, но и образовывала представления о Мироздании, где человек был таким же звеном, как и все прочее. На островах Полинезии, а точнее на гавайском архипелаге, способом найти свое место в мире стал серфинг, или искусство «папа хе еналу», как это правильно звучит на языке коренных полинезийцев.

Глава 3

Бодиборд

Короче говоря, эти фотографии я показал Машошину, он ими вдохновился, и мы, даже не думая, что можно спокойно пойти в клуб и кататься там, просто взяли этот «мустанг», соединили нос с кормой, размалевали логотипами рок-групп и, привязав веревку к носовому рыму[11], отправились кататься.

Осень в том году это позволяла, было тепло до странного, а волна была, как и положено осенью в юго-восточном Крыму, солидного размера и жесткая. Веревка была нужна для того, чтобы за нее держаться и управлять «мустангом». Правда, все управление сводилось к тому, чтобы, вскочив на доску, изо всех сил тянуть на себя веревку, иначе тупорылый, тяжеленный «мустанг» с обреченной целеустремленностью топора моментально уходил с волны под воду, поскольку море быстро заполняло его пустотелый корпус. Вода перемещалась в нем в соответствии с законом сообщающихся сосудов, свободно и широко, как Волга. А еще веревка служила вместо лиша[12]. Только держаться за нее нужно было очень крепко, иначе «мустанг» вырывался и, подобно своему дикому тезке из прерий, несся вперед с инерцией теплохода среднего размера, врезаясь в упругие лопатки какой-нибудь крупной тетке из числа отдыхающих! Иногда, правда, он попадал и в места, расположенные ниже лопаток, но легче от этого нам не становилось…

Мы катались у волнорезов, и на нас на берегу собирались смотреть последние отдыхающие, они ели последние дыни ушедшего лета и подставляли белесые телеса пока еще ласковым солнечным лучам, а мы вдвоем неспешно, но на самом деле с большим трудом волокли наш тяжеленный прибор по бону[13]. Потом мы кидали его в воду, и тот из нас, кто держался за лиш, летел следом за ним. При этом он не всегда всем телом попадал в воду, иногда чресла его оказывались после полета с двухметровой высоты на отнюдь не мягкой палубе гарцующей доски. Несколько раз мы пробовали выгрести в море с берега, но, сбив с ног пару отдыхающих теток, вынуждены были отказаться от этого способа.

Мы чувствовали бы себя королями, если бы не одно обстоятельство. В Приморском существовал закрытый мир, мир людей с тех самых фотографий из книги «Драма океана», о котором я мечтал, причем это был мир, от которого я по своей собственной подростковой глупости отказался! Я иногда, борясь с нашей неукротимой доской, видел несущиеся далеко паруса «фанов»[14]. Как были свободны и счастливы их обладатели, несмотря на то что прибой их моря выносил на песок вместо каури – рапан, и не кокосовую скорлупу, а арбузные корки…

Потом похолодало, разлетелись отдыхающие, вслед за ними с деревьев разлетелась листва и улеглась под кустами. Нас в один день призвали в армию троих: Машошина, меня и Вовку Мачуха – парня из парусного клуба. Их с Машошиным, кстати, отправили домой, а меня в тот же день – в Винницу, где я уже под дембель в кинозале части на большом экране впервые посмотрел фильм «На гребне волны»…

И с того майского вечера в воинской части моя жизнь потекла в совершенно непредсказуемом направлении, хотя я этого тогда вовсе и не понимал. А потому, вернувшись на «гражданку», пытался подойти к ней с общим шаблоном, то есть завершить образование, найти нелюбимую работу не по специальности, а там и жениться. В общем, чтоб все было как у людей. Только все у меня как-то сразу не заладилось. Не знаю, кого тут винить, себя или эпоху, потому что в середине девяностых не только в Крыму, но и по всей стране у многих ничего не ладилось. Однако в отличие от всей страны у меня под боком было море и во мне нераздутым угольком тлела память о виндсерфовом и серфовом опыте, жил во мне также источник этого огня. У меня была мечта, а некая «далекость» придавала ей в моих же глазах очарование. И я вернулся в феодосийский клуб парусного спорта «Летучий голландец». Только вернулся я туда вовсе не за парусной премудростью…

У меня еще со времен занятий «драчками» (как их все называли в клубе) был товарищ по имени Серега. Он был на пару лет старше меня и к моменту моего дембеля ходил с барсеткой, ездил на бежевой «копейке» и торговал на базаре то ли курами, то ли рыбой. Был, короче говоря, при деле и мог прокормить семью, которой обзавелся рано. Так вот, встретившись с ним, плывущим радостным в один из серых и тусклых для меня дней, я совершенно справедливо задал ему вопрос, чего это он такой счастливый: продал, что ли, всех куриц на неделю вперед? На что он расплылся в улыбке, обозвал меня «дуррой» и поведал, что только был в «Рапане» (так у нас в поселке до сих пор называют клуб виндсерфинга, потому что его здание было когда-то пристройкой к одноименному летнему кинотеатру) и там у Шестика смотрел серфовый журнал, который Новаков младший привез из-за границы.

Мне это, честно говоря, настроение не улучшило. Новаков, мой одногодка, по каким-то заграницам ездит, счастливый Серега с легкой руки своего тогда весьма авторитетного старшего брата всех кур вот продал, один я топчу листву и не могу даже на стройку устроиться, потому что вокруг никто ничего не строит! Но Серега не унимался, его свежие впечатления явно перевешивали то количество внимания, которое у каждого из нас имеется в запасе для выражения соболезнования не очень удачливому приятелю, и поэтому он, даже не глядя на меня, выпалил:

– Новый бодиборд смотрел, там есть! – и, не дожидаясь моей реакции, продолжил: – Это доска такая, на животе кататься с волны, вставать не надо! Я так пробовал на носу от «мустанга»!

И три слова – «волна», «нос», «мустанг» – сработали как кодовые. По моей коже пробежали мурашки, ноги все вспомнили, потянулась вперед и вверх спина, и я в подсознании съехал с волны. Сознание же в этот момент тоже действовало непредсказуемо, бросив достаточно тренированное в армии тело вперед, дав ему приказ схватить Серегу и волочь его, упирающегося и отговаривающегося курами, в клуб, в «Рапану», к Шестику – смотреть на эти фотографии бодиборда!

Дело в том, что катание на доске без паруса происходит во время шторма или сразу после него, в тот момент, когда количество энергии, накопленной природой в этом месте, либо готово достичь, либо уже достигло своей критической массы. И, седлая волну как физическое проявление этой энергии, человек принимает ее самую чистую часть в себя, пропускает сквозь себя, абсорбируя непосредственно ту ее толику, которую в состоянии принять, чтобы потом вернуть природе эманацией эмоций. Ведь, по сути, человек благодаря способности мыслить является той призмой, проходя через которую различные явления, от бытовых до космических, становятся полем, которое Платон называл Нукусом, а академик Вернадский – ноосферой. Тем самым полем, из которого человечество черпает все новое, полем, на котором неизведанное, скомпонованное опытом множества поколений, выраженным в эмоциональной форме, вырастает как экзотические цветы. Цветы, сорвать которые может лишь тот, кто умеет настроиться, найти тропинку на эту поляну.

Глава 4

Рапана

Девяностые не жалели не только отдельных людей, они ломали хребты промышленным гигантам, что уж говорить о зависимых бюджетных организациях, особенно спортивных… И естественно, что Приморский клуб парусного спорта чаша сия не минула. Все развивалось по сценарию, до боли известному многим… Организованный директором судостроительного объединения с целью рекламы своей продукции – досок «мустанг», клуб как белая птица взмыл среди ему подобных, получив статус летней базы сборной СССР по виндсерфингу. Он являлся колыбелью многих мастеров и кандидатов в мастера спорта, о разрядниках я уж и не говорю. Но потом завод начал медленно засыхать, как дерево, и потихоньку, как листья осенью, от него начали отпадать различные структуры, не имеющие прямого отношения к основному производству.

Конец ознакомительного фрагмента.