Донасьен Де Сад - 120 дней Содома Страница 3

– Эти люди, – продолжал Герцог, – должны быть несчастны: всегда колеблющиеся, всегда нерешительные, они проходят по жизни» ненавидя утром то, что было ими сделано накануне. Познавая удовольствия, они дрожат, позволяя их себе, и таким образом становятся порочными в добродетели и добродетельными в пороке. Мой характер другой. Я не испытываю подобных колебаний и не балансирую на острие в своем выборе. И так как я всегда уверен, что найду удовольствие в том, что делаю, раскаяние не ослабляет влечения. Твердый в своих принципах, которые сформировались у меня еще в молодые годы, я всегда поступаю в соответствии с ними. Они помогли мне понять пустоту и ничтожество добродетели. Я ее ненавижу и никогда к ней не вернусь. Я убедился, что порок – это единственный способ заставить мужчину испытать сладострастие, эту головокружительную вибрацию, моральную и физическую, источник самых восхитительных вожделений. С детства я отказался от химер религии, убедившись, что существование Бога – это возмутительный абсурд, в который ныне не верят даже дети. И я не собираюсь сдерживать свои инстинкты, чтобы ему понравиться. Ими меня наделила природа, и если бы я им воспротивился, это вывело бы ее из себя. Если она дала мне плохие наклонности, значит, считала таковые необходимыми для меня. Я – лишь инструмент в ее руках, и она вертит мною, как хочет, и каждое из совершенных мною преступлений служит ей. Чем больше она мне их нашептывает, тем, значит, более они ей нужны. Я был бы глупцом, если бы сопротивлялся ей! Таким образом, против меня только законы, но их я не боюсь: мое золото в мой кредит ставят меня над этими вульгарными засовами, в которые стучатся плебеи.»

Если бы Герцогу сказали, что у людей тем не менее существуют идеи справедливости и несправедливости, являющиеся творением той же природы, поскольку их находят у всех народов и даже у тех, кто вообще не приобщен к цивилизации, он бы ответил, что эти идеи относительны, что сильнейший всегда находит справедливым то, что слабый считает несправедливым, и если бы их поменяли местами, то соответственно изменились бы и их мысли, из чего он делает вывод, что то, что доставляет удовольствие – справедливо, а что неприятности – несправедливо. Что в тот момент, когда он вытаскивает его луидоров из кармана прохожего, он совершает поступок, справедливый для себя, хотя обкраденный им человек должен на это смотреть по-другому. Что оценку этим мыслям может дать только третейский судья. С помощью подобной философии Герцог оправдывал все свои поступки, и его аргументы казались ему убедительными.

Моделируя таким образом свое поведение с помощью своей философии, Герцог с юности пустился в самые постыдные и поразительные авантюры. Его отец, рано умерший, оставил ему, как я уже говорил, огромное состояние, но поставил условие, чтобы при жизни его матери значительная часть состояния принадлежала ей. Это условие очень скоро перестало нравиться Бланжи; негодяй увидел свое спасение в яде, который решил использовать. Но так как тогда он только начинал путь порока, он не осмелился действовать сам и привлек к осуществлению замысла одну из своих сестер, с которой сожительствовал, пообещав ей за это часть полученного таким образом наследства. Девушка побоялась совершить преступление, и Герцог, испугавшись, в свою очередь, ни минуты не поколебавшись, присоединил к избранной жертве и ту, что еще недавно была его сообщницей. Он отвез обеих в одно из своих загородных имений, откуда они уже не вернулись.

Ничто так не воодушевляет, как первое безнаказанное преступление. Отныне он отпустил все тормоза. Едва кто-нибудь оказывал ему малейшее сопротивление, как он тотчас же пускал в ход яд. От убийств по необходимости он вскоре перешел к убийствам из сладострастия. Он узнал состояние удовольствия от страданий другого. Постиг могучее потрясение и радость удовлетворенной похоти, когда нервы напряжены до предела, вызывая эрекцию, и, наконец, – освобождение, как обвал.

Как следствие этого он начал совершать кражи и убийства, исходя из философии и имея целью порок как таковой, в то время как любой другой человек в той же ситуации действовал бы во имя страсти, из-за любви к женщине. В двадцать три года вместе с тремя единомышленниками, которым он сумел внушить свою философию, он остановил на дороге общественную карету. Женщин и мужчин они изнасиловали и убили, забрав у жертв все деньги, в которых у них совсем не было нужды; в тот же вечер все четверо отправились на бал в Оперу, чтобы обеспечить себе алиби. Добавьте к этому убийство двух очаровательных девушек, которые были ими обесчещены на глазах их матери. Потом было бессчетное число других преступлений, но Герцога никто не мог даже заподозрить.

Охладев к прелестной супруге, которую ее отец вручил ему перед своей смертью, молодой Бланжи не замедлил отправить ее туда же, где уже пребывали его мать, сестра и все другие жертвы, и все это для того, чтобы жениться на другой девушке, достаточно богатой, но уже с испорченной в свете репутацией, про которую он знал, что она – любовница его брата. Это как раз и была мать Алины, одной из участниц нашего спектакля, о которой уже шла речь выше. Эта вторая супруга вскоре разделила участь первой, а наш герой женился на третьей, которой, впрочем, была уготована та же судьба. В свете говорили, что жены Герцога умирали из-за его могучего сложения и, так как он и вправду был гигантом, это помогало ему скрывать истину. Этот зловещий колосс, похоже, унаследовал что-то от Геракла или Кентавра: в нем было росту пять ступней и одиннадцать пальцев, его руки и ноги обладали невероятной силой и энергией, голос был подобен трубе, а нервы из железа… Добавьте к этому мужественное и надменное лицо с большими черными глазами и красивыми темными бровями, ослепительные зубы, общий вид, излучающий здоровье и свежесть, широкие плечи, превосходную фигуру с узкими бедрами и стройными ногами, равных которым не было во всей Франции, железный темперамент, лошадиную силу, красивые ягодицы и мужской член как у мула, удивительно обросший волосами, обладающий способностью терять сперму столько раз в день, сколько он этого хотел, – даже в возрасте пятидесяти лет он обладал почти постоянной эрекцией. Величина его члена была восемь дюймов по окружности и двенадцать дюймов в длину. Таков был Герцог; вот перед вами его портрет, как если бы его сами нарисовали.

Но если этот шедевр природы был свиреп в своих обычных желаниях, вы можете вообразить, каким он становился, когда им овладевала похоть? Это был уже не человек, а бешеный зверь. Страсти извергали из его груди ужасные крики и богохульства, казалось, из глаз его вырывалось пламя, он хрипел, исходил слюной и ржал как лошадь. Это был демон порока. В состоянии высшего возбуждения в момент истечения спермы он душил женщин.