Яков Резник - Сотворение брони Страница 3

— Комбат ни при чем! Я его силой заставил отдать рычаги — не драться же ему с наркомом! А управляет он своим войском и водит танк классно. На твоем месте, Климент Ефремович, я наградил бы Жезлова… Конечно, после парада. Если и на параде будет так же уверенно действовать, как здесь.

И чтобы окончательно отвести опасность от комбата, поманил кивком Гинзбурга:

— Имею претензии к конструкторам.

— Слушаю, товарищ нарком! — Худощавая фигура Гинзбурга стала еще выше и прямей.

— Скажи-ка нам, Семен Александрович, какую силу затратить нужно, чтобы взять на себя рычаг управления на Т-28?

— Требуется сила, необходимая для подъема груза в сорок килограммов.

— Вон сколько! Я минут пятнадцать повертел рычагами — и весь мокрый. Каково же водителю?.. Ему же ворочать их много часов каждый день! Не пора ли вам, уважаемые, на все гораздые, облегчить танкистам работу?

— Думаем над этим, товарищ, Серго.

— А энергичней думать можно?

На Куммерсдорфском полигоне

Он молча стоял перед портретом, но тот, кто смог бы озвучить в эти минуты его мысли, услышал бы своего рода рапорт. Рапорт сына отцу.

«…Вас можно поздравить, обер-лейтенант Фридрих Гудериан! Первого апреля тысяча девятьсот тридцать третьего года вашему старшему сыну Гейнцу присвоено звание полковника рейхсвера. Приказ подписан военным министром фон Бломбергом и высочайше утвержден президентом фельдмаршалом фон Гинденбургом.

Предстаю перед вами сегодня с неменьшим трепетом, чем двадцать пять лет назад, когда, окончив военное училище, прибыл двадцатилетним лейтенантом для прохождения службы к вам, отец, — командиру Ганноверского егерского батальона.

С детских лет вы рассказывали мне и Фрицу о наших предках, прусских помещиках и юристах, о нашем роде Гудерианов, верном оплоте трона. Вы, первый кадровый офицер в нашем роду, хотели видеть и сыновей своих военной опорой кайзера Вильгельма, солдатами лучшей нации мира. И я с чистой совестью отчитываюсь перед вами в день своего торжества. Ваш Гейнц принадлежит ныне к высшему кругу немецкого офицерства.

Как и вы, отец, я воспитываю своих сыновей, Гейнца Гюнтера и Курта, преданными богу, армии, знамени древних тевтонов.

Как и вы, отец, я делаю все, чтобы немецкая армия восходила к зениту славы.

С тех пор как вы покинули нас, наступили времена унижений. Многие не вытерпели. Я — выстоял. Вы, наверно, назвали бы себя счастливым, что не дожили до бегства кайзера Вильгельма в Голландию, до военного поражения фатерланда. Немецкая армия стала жалким осколком наших прежних вооруженных сил. Нам запретили иметь военно-морской флот, авиацию, танки. Мы были лишены возможности производить военные материалы, вести военные исследования, и, чтобы втайне обойти запреты, нам пришлось на чужой земле создать свои учебные центры.

Вы могли бы меня спросить, откуда у меня, пехотинца по образованию, познания в технике. Но в стране слепых и одноглазый — король. Я прослыл в генеральном штабе специалистом по моторизации войск, после того как познакомился в Швеции с последним образцом немецкого танка прошедшей войны и ряд лет прослужил в Баварском автомобильном батальоне — там было несколько неуклюжих бронемашин, разрешенных нам по Версальскому договору…

Да, чем только не занимался ваш Гейнц после войны!

В начале двадцатых годов подразделения, которыми я командовал, разгоняли забастовщиков в районах Хальдесхейма, Дессау и Биттерфельда. Я спрашивал себя: как вы, образец человека и солдата, поступили бы, оказавшись на моем месте? И отвечал: обер-лейтенант Фридрих Гудериан приказывал бы своим егерям расстреливать смутьянов-бунтарей, как бешеных собак, точно так же, как приказываю я…

Я вспомнил день незадолго до вашей кончины. Гнев сорвал вас с постели, когда вы услышали о депутате Либкнехте, голосовавшем в рейхстаге против военных кредитов. К концу войны Либкнехт сколотил из плебеев партию коммунистов. Эта партия на прошлогодних выборах в рейхстаг получила шесть миллионов голосов избирателей. Безликая чернь возомнила себя вершителями судеб страны. Революция охватила бы Германию, не явись вождь с железной рукой. Он бросил в тюрьмы изменников нации. Он ценит армию как избавительницу от грозящей беды. Его имя — Адольф Гитлер.

Несколько дней назад Гитлер пригласил генералов и старших офицеров генштаба в гарнизонную церковь Потсдама на открытие рейхстага, который принял спасительный для государства закон о чрезвычайных полномочиях правительству. Я сидел наверху, за пустым креслом императрицы, рядом с престарелым фельдмаршалом Макензеном. С этого почетнейшего места я мог слышать ораторов, любоваться старинными картинами на стенах и статуей Фридриха Великого. А сегодня мне выпала честь представить рейхсканцлеру мои моторизованные подразделения. Конец фанере и жести! Ваш Гейнц смело возьмет свой Рубикон!..»

Гудериан еще раз вгляделся в портрет; ему показалось, что отец смотрит на него живым просветленным взглядом.

Гудериан повернулся и подошел к высокому зеркалу на противоположной стене.

Он нравился самому себе. Новая полковничья форма празднично сидела на подтянутой прямой фигуре. Широкое лицо выбрито до синевы. Голос сдержан и почтителен.

— Господин рейхсканцлер! Офицеры генерального штаба поручили мне поздравить вас, друга рейхсвера, с назначением главой правительства и поблагодарить за посещение Куммерсдорфа. За полвека лишь два канцлера удостоили Куммерсдорф такой чести: железный Бисмарк и вы, великий фюрер великой нации…

Тонкая нижняя губа пренебрежительно вытянулась при последних словах. Они прозвучали фальшиво, в них было что-то унижающее полковника генштаба, до недавнего времени не принимавшего всерьез ни Гитлера, ни его «Майн кампф». «Как ты можешь, Гейнц, ставить рядом мудрого Бисмарка и выскочку-ефрейтора?»

И все же стоило потренироваться перед зеркалом: желание Гитлера увидеть механизированные подразделения рейхсвера льстило Гудериану, открывало заманчивые перспективы.

Впервые он увидел и услышал Гитлера на автомобильной выставке в Берлине — это было через неделю после прихода нацистов к власти. «Произнося речь там, на выставке, Гитлер о рейхсвере не обмолвился. Но не он ли назначил фон Бломберга военным министром, а генерала Рейхенау — начальником канцелярии министерства! Цвет генштаба. Они не станут прикрывать бездеятельность ссылками на Версальский договор. Они понимают значение бронетанковых войск и будут за тебя, Гейнц… А может быть, и Гитлер?.. Не генералам — тебе поручил рейхсканцлер представить ему танки и бронеавтомобили!»