Валентин Рунов - Генерал Брусилов. Лучший полководец Первой Мировой войны Страница 3

Окончившие специальные классы разделялись на четыре разряда по итогам обучения и выпускались в офицеры: 1-й разряд – подпоручиками и корнетами в гвардию с получением на обмундирование 500 рублей; 2-й разряд – подпоручиками или корнетами в армейские части с одним годом старшинства и получением на обмундирование 225 рублей; 3-й разряд – теми же чинами в армию без старшинства с получением на обмундирование 225 рублей; 4-й разряд – унтер-офицерами в армию на шесть месяцев с дальнейшим производством в офицеры при наличии в части вакансии.

За свою историю Пажеский корпус неоднократно менял свой адрес в Санкт-Петербурге. И только в 1810 году он обрел постоянный адрес по улице Садовой, где в середине XVIII века по заказу князя М. И. Воронцова был построен дворец по проекту архитектора Растрелли. В 1763 году дворец и прилегающий к нему участок были проданы в казну, а в 1797 году дворец приобрел Павел I и пожаловал его Мальтийскому рыцарскому ордену госпитальеров Св. Иоанна Иерусалимского, магистром которого он стал. Тогда же по поручению Павла I архитектор Д. Кваренги пристроил к дворцу Мальтийскую капеллу и в левом крыле дворца создал православную домовую церковь.

Выпускники Пажеского корпуса на груди носили специальные знаки с изображением белого мальтийского креста. Но это был официальный знак, а неофициально выпускники носили особые перстни из стали и золота, на которых была надпись «№ из 30» (порядковый номер выпускника в соответствии с успехами в учебе) и год выпуска. Сочетание металлов перстня было не случайным, ибо пажи выбрали своим девизом девиз рыцарского ордена тамплиеров: «Чист, как золото, тверд, как сталь». По этим кольцам, которые не снимались с руки всю жизнь, выпускники узнавали друг друга. Независимо от года выпуска или чина они говорили друг другу «ты». Если бывший питомец делал головокружительную карьеру, он помогал своим сотоварищам продвинуться по службе, оказывая протекцию и всяческую поддержку.

Знак выпускника Пажеского корпуса.

Алексей Брусилов, по его словам, быстро вошел в жизнь корпуса. В Петербурге ему жилось неплохо. В увольнения он ходил к двоюродному брату своего дяди графу Юлию Ивановичу Стембоку, который являлся директором департамента уделов. Его дом посещали многие известные в то время люди. «Видел я там по воскресным дням разных видных беллетристов: Григоровича, Достоевского и многих других корифеев литературы и науки, которые не могли не запечатлеться в моей душе», – позже вспоминал Брусилов. В то же время он признавался, что учился он не особенно прилежно. «Те науки, которые мне нравились, я усваивал очень быстро и хорошо, некоторые же, которые были мне чужды, я изучал неохотно и только-только подучивал, чтобы перейти в следующий класс». Но это не всегда удавалось, и после пятого класса, не выдержав переводного экзамена, он был оставлен на второй год.

Но помогли связи в высших кругах петербургского общества – вместо того, чтобы просиживать штаны еще год в пятом классе, Алексею Брусилову был предоставлен годичный отпуск, и он уехал на Кавказ к дяде и тете. Там он начал усиленно заниматься с преподавателями, вернувшись в корпус через год, минуя шестой класс, выдержал экзамен прямо в специальный класс, где учиться было намного интереснее. Там преподавались военные науки, к которым Алексей Брусилов имел большую склонность. Кроме того, пажи специальных классов помимо воскресенья отпускались в увольнение два раза в неделю, а в летнее время выезжали в лагерь в Красное Село, где в составе учебного батальона участвовали в маневрах и различных военных упражнениях.

Воспитанники Пажеского корпуса.

Сам Алексей Алексеевич о времени, проведенном в Пажеском корпусе, в своих воспоминаниях пишет очень сдержанно. Объяснить это довольно сложно. Одна версия заключается в том, что вспоминать было нечего, другая – что перед автором стояли совершенно другие задачи. Поэтому хочу предложить читателю отрывки из воспоминаний другого выпускника этого учебного заведения, графа А. А. Игнатьева, изложенные им в книге «Пятьдесят лет в строю». Он пишет, что сразу же после поступления в корпус стал свидетелем царивших там порядков:

«В конце спальной стоял, небрежно опираясь на стол, дежурный по роте камер-паж, и перед ним в затылок стояли мы, «звери», являвшиеся к дежурному: одни – ввиду прибытия, другие – для увольнения в отпуск.

В гробовой тишине раздавались четыре четких шага первого из выстроенных, короткая формула рапорта, а затем, с разными оттенками в голосе, крикливые замечания:

– Близко подходите!

– Плох поворот!

– Каска криво!.. Тихо говорите! – И опять: – Плох поворот!

Наконец, торжественный приговор:

– Явиться на лишнее дневальство.

После повторялась та же церемония перед фельдфебелем Бобровским. Вся моя кадетская выправка оказалась недостаточной. Окрики и замечания сыпались на меня как горох, и вскоре после поступления я насчитал тридцать лишних дневальств.

Главной ловушкой было хождение в столовую. Впереди шел вразвалку, не в ногу старший класс, а за ним, твердо отбивая шаг, даже при спуске с лестницы, где строго карался всякий взгляд, направленный ниже карниза потолка, шли мы, «звери», окруженные стаей камер-пажей, ждавших случая на нас прикрикнуть. Кого-то осилила мысль – в небольшом проходном зале поставить модель памятника русско-турецкой войне. По уставу воинские части при прохождении мимо военных памятников были обязаны отдавать честь, и мы, напрягая слух, четыре раза в день ждали команды «Смирно!», по которой руки должны были прилипать к канту штанов, и за поднятую лишний раз руку окрик был неминуем.

Но хуже всех доставалось дневальным, которые в каске и при тяжелом казенном тесаке, подтянутом до отказа, чтоб не отвисал, сновали целые сутки по роте. Их главной обязанностью было объявлять громким голосом распоряжения дежурного камер-пажа и, между прочим, после каждой перемены кричать: «Младшему классу – в классы» – не только в жилых помещениях и курилке, но даже в пустом ватерклозете…

Вне стен корпуса испытания не кончались. Обязанные отдавать честь старшему классу, мы оглядывались не только по сторонам, но и назад, боясь пропустить камер-пажа, катящего на лихом извозчике…

Главным отличием от кадетских корпусов являлось то положение, что раз ты надел пажеский мундир, то уже наверняка выйдешь в офицеры, если только не совершишь уголовного преступления. Поэтому наряду с несколькими блестящими учениками в классе уживались подлинные неучи и тупицы…

Если быт и нравы Пажеского корпуса сильно меня разочаровали, то учебная часть оставила по себе самые лучшие воспоминания. Система уроков была заменена в специальных классах лекциями и групповыми репетициями, на которых сдавались целые отделы курсов. Для преподавания были привлечены лучшие силы Петербурга, и подготовка, полученная в корпусе, оказалась по военным предметам вполне достаточной для поступления впоследствии в Академию Генерального штаба. Главным предметом была тактика… затем шли артиллерия, фортификация, топография, а на старшем курсе – военная история… Из общих предметов на младшем курсе камнем преткновения для большинства пажей, но не для бывших кадет, были механика и химия. В специальных классах преподавался курс истории французской и немецкой литературы, а многие пажи писали сочинения с той же почти легкостью, что и на русском языке…