Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов Страница 3

— Из лейб-гвардии Гродненского гусарского, ваше превосходительство.

— Знаю полк, хороший полк. — И перевел взгляд на саблю офицера, эфес которой украшал знак ордена Святой Анны с надписью в сердечке «За храбрость». — За что, поручик, удостоились?

— За разведывательный поиск.

— У вас прекрасное начало службы, но вы можете его испортить. И близки к тому. — Генерал пожевал тонкими губами. — Каковы же доводы в пользу вашего решения? Доложите, послушаем.

— Решая задачу, я исходил из той обстановки, когда командир лишен возможности выбрать удобное для переправы место. Он должен думать не об удобстве, а о победе, Это ведь главное. А наибольший успех его ожидает здесь.

— Но здесь глубокое и быстрое течение… Это может поставить под сомнение успех переправы, — вступил в разговор полковник.

— И еще это противоречит условию задания, — поддержал полковника генерал. Он внимательно, изучающе смотрел на Скобелева, — Может быть, в ваших доводах поручик, и есть резон, но как вы можете доказать, что правы, если преподаватели, эти знающие дело люди, утверждают обратное.

— Разрешите доказать правоту моего решения? — Глаза поручика лихорадочно заблестели, неожиданно позеленев.

— Пожалуйста, если сможете, — пожал плечами генерал.

Скобелев сбросил с плеча сумку, одним махом вскочил на коня, вонзив в его бока шпоры.

— Вы что делаете, поручик? — отпрянул в сторону полковник. — Вы куда?

— Пошел! — фальцетом вскрикнул всадник, галопом спускаясь к реке. Конь крутил мордой, противился, не желая идти в студеную воду, но, понукаемый всадником, сдался, погружаясь все глубже и глубже.

Холод сковал тело, одежда намокла, тянула вниз. В какой-то момент офицер чуть не выпустил луку седла, но пальцы цепко схватились за спасительный выступ.

— Безумец!.. Можно ли так! — не. спускал с него глаз полковник. Лицо выражало и гнев, и страх, и возмущение.

И все, кто находился на высоте — офицеры, казаки, генерал, наблюдали за поручиком. Уж такого они никак не ожидали.

— Надо же… вот характер, — сказал генерал.

Случайно его взгляд упал на брошенную Скобелевым сумку, из-под крышки которой виднелась книга.

Старший группы штабс-капитан перехватил взгляд генерала, поспешно поднял сумку.

— Разрешите взглянуть на книгу.

— Вот видите, Генрих Антонович, вместо того, чтобы заниматься делом, этот Скобелев роман читал.

У полковника еще раньше сложилось мнение о Скобелеве как о человеке, хотя и способном, любящем военное дело и особенно военную историю, но не очень старательном и, более того, ленивом. И его он уже заочно причислял к тем неудачникам, которые должны уехать назад, в свои полки.

— Это не роман, — сказал генерал. — Это мои «Записки тактики».

Он стал листать книгу, замечая на полях пометки карандашом. «А ведь он не обычен, этот поручик», — отметил генерал, возвращая книгу.

Между тем всадник переплыл реку, проскакал верхом полверсты и поплыл назад. Не задерживаясь, выбрался наверх.

С него текло ручьем, из сапог выливалась вода. Даже фуражка с туго натянутым внутри проволочным кольцом обмякла и потеряла форму.

Но поручик словно не замечал этого. Подошел к генералу:

— Ваше превосходительство, докладываю: место для переправы кавалерийского отряда благоприятно, река преодолима. — И сделал шаг в сторону, как бы давая генералу и полковнику возможность убедиться в правоте его слов.

Возвращаясь, генерал Леер вдруг усмехнулся, сказал полковнику:

— Пришел на память случай, как начальник академии зачислил одного офицера на учебу. Спрашивал, спрашивал его, а тот «плавает». Начальник и говорит: «Знаешь ли ты, братец, русскую народную песню «Ты поди, поди, моя коровушка, домой»? Капитан, не моргнув глазом, отвечает: «Знаю, ваше превосходительство. Но я знаю и другую». «Какую же?» «Ах ты, сукин сын, камаринский мужик». Начальник опешил, а потом ударил кулаком о стол. «Так и быть, зачисляю тебя, братец. За находчивость!»

— Уж не хотите ли вы сравнить этот случай с сегодняшним? — насторожился полковник.

— Нет, Скобелев совсем другое дело. У него задатки отличного военачальника, хотя характер весьма не прост. Из него выйдет прекрасный генерал, если обстоятельства не сломают его. Да, да, поверьте мне.

— Но это в случае, если он будет зачислен в академию, — высказал полковник. Его не покидало задетое поручиком самолюбие. «Этот мальчишка многое себе позволяет».

Осторожный Леер не стал возражать.

— Разумеется, если этот Скобелев поступит к нам.

В петербургском доме

Генерал Леер был прав, угадывая сложный характер дерзкого, но далеко не бесталанного поручика. Вырос он в дворянской военной семье. Отец — полковник Генерального штаба, человек ровный, обходительный, бывал при дворе. Мать, Ольга Николаевна, тоже мягкого склада, хотя и умеет настоять на своем. По причине частого отсутствия мужа она в доме хозяйка. Кроме младшего Михаила — в семье еще три дочери.

Бывавшие в доме Скобелевых гости, глядя на подвижного и требовательного ребенка, утверждали, что он в деда.

— Вылитый Иван Никитич.

В гостиной висит портрет деда: красивый овал лица, чистый лоб, взбитые кудри, усы; на плечах генеральские эполеты с тремя звездочками. Он смотрит на мальчика, как бы говоря: «Не балуй…».

Мишук едва его помнит: в памяти лишь быстрый говор да пустой, пришпиленный рукав мундира. Когда дед умер, мальчику было шесть лет. На похоронах присутствовало много народа, все скорбно вздыхали, говорили прочувствованно. Сам император Николай Павлович удостоил усопшего чести стоять у гроба.

Желая сызмала готовить сына к военной службе, отец пригласил в дом гувернера. Было модным нанимать французов, но он пригласил немца, надеясь, что тот сумеет воспитать у Миши качества, присущие немецкой нации: пунктуальность, строгость, твердость духа, жесткость…

О приходе гувернера первым сообщил Дмитрию Ивановичу Митрофаныч. Прихрамывая и тяжело вздыхая, старик приблизился к сидевшему в кресле хозяину. Он был денщиком еще у покойного Ивана Никитича. Старику было под шестьдесят, и давно бы пора на покой, но, прижившись в семье Скобелевых, старик не представлял иной жизни.

— Там, ваше превосходительство, проситель заявился. Не угодно ли принять?

Часы на стене отбили двенадцать. Именно на это время Дмитрий Иванович определил немцу встречу.

— Проси, Митрофаныч.

— Слушаюсь.

Дмитрий Иванович был в военной форме, она скрадывала его небольшой рост и коренастую, несколько мужичью фигуру. Лысоватая голова и простое лицо мало соответствовали облику придворного, имевшего высокий чин флигель-адъютанта. По высочайшему назначению он исполнял должность командира. Его Величества конвоя, до того командовал не менее привилегированным лейб-гвардейским полком и являлся походным атаманом донских казачьих полков, находившихся в Финляндии. Участник многих походов и сражений, в свои тридцать пять лет он удостоился многих орденов и отличий.