Белтон Купер - Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне Страница 3

Когда мы вступили в бой во Франции, наше уважение к стойкости союзников лишь усилилось. Когда сталкиваешься с ужасами войны лицом к лицу, твое восприятие времени меняется. Один английский ветеран сказал мне: «В мирное время солдат мечтает вернуться домой и строит планы на будущее. В бою солдат молится лишь о том, чтобы пережить этот день и завтра пойти в бой снова». В первые же дни сражений мы начали испытывать психологическое давление, в то время как русские и англичане воевали уже не первый год. Нас поражали стойкость и упорство союзников. Уже сама способность переносить психологическую нагрузку затяжных боев была выдающимся достижением!

Вступая на территорию врага с запада, мы знали, что русские продвигаются к сердцу немецких земель с востока. Хочу особенно подчеркнуть, что солдаты 3‑й бронетанковой дивизии не считали, будто хоть в малой степени «соревнуются» или «соперничают» с русскими солдатами за право взять Берлин. Решение о том, кто займет вражескую столицу, было принято в результате политических и военных соглашений, повлиять на результаты которых мы никак не могли. Если бы нам приказали взять Берлин, мы исполнили бы приказ, но «слава» победителей вовсе не волновала нас. Мы хотели просто разгромить врага, чтобы эта война наконец завершилась. Подозреваю, что наши русские товарищи чувствовали то же самое.

26 апреля 1945 года мы встретились с русскими в Торгау, в 80 километрах южнее Берлина. Это была первая встреча американских и советских боевых частей в ходе Второй мировой. Передовые части американской 3‑й бронетанковой и 69‑й пехотной дивизий преодолели открытую местность между реками Мульде и Эльбой и, действуя в нарушение приказа, соединились в ходе наступления с русскими частями. Эта встреча отняла у противника последнюю возможность отступить из Берлина на юг. Наши солдаты были вне себя от радости при виде русских. Союзники обнимались, плясали, менялись касками. Нам казалось, что мы встретили лучших друзей, потому что встреча с русскими солдатами значила, что для нас война в Европе окончена.

Белтон Янгблад Купер

Введение

Все военные мемуары написаны с точки зрения автора. И поскольку мой кругозор во время войны был относительно ограничен, объяснить это, я полагаю, следует с самого начала. Прежде чем попасть на фронт, в рамках обучения по программе подготовки офицеров службы материально-технического обеспечения я посещал бронетанковое училище в Форт-Ноксе. Там я не только получил основы практических знаний по ремонту и техническому обслуживанию танков и боевой техники, но и усвоил азы тактики действий бронетанковых войск. Знакомство с оперативной доктриной американских бронетанковых сил позднее, в бою, оказалось особенно ценным. Именно оно позволило мне оценить, до какой степени немецкое превосходство в технике вынуждало американских командиров импровизировать в своих тактических решениях, отступая от доктрины.

В годы Второй мировой войны в состав американской армии входили шестнадцать бронетанковых дивизий, но из этого числа лишь 2‑я и 3‑я дивизии считались «тяжелыми» бронетанковыми дивизиями. Боевой опыт доказал, что тяжелые бронетанковые дивизий способны переносить бо́льшие потери, нежели легкие, и поэтому более эффективны в крупных войсковых операциях. Вследствие этого 2‑я и 3‑я дивизии действовали единой командой, бок о бок, во всех серьезных операциях: от высадки в Нормандии и до самого конца войны в Европе.

3‑я бронетанковая возглавляла 1‑ю армию во всех этих крупных операциях. Она уничтожила больше немецких танков, нанесла врагу большие потери и захватила больше пленных, чем любая другая бронетанковая дивизия американской армии. За это отличие она заплатила тем, что потеряла больше танков, чем любая другая бронетанковая дивизия американской армии. Что касается трех боевых групп 3‑й дивизии, то из них именно Боевая группа «Би»[1] уничтожила больше всего немецких танков — и она же понесла наибольшие потери в танках. Прослужив офицером связи ремонтных частей Боевой группы Б 3‑й бронетанковой дивизии, я полагаю, что видел больше подбитых американских танков, чем любой из моих ныне живущих соотечественников.

После каждого боя ремонтные отделения выдвигались к передовой в поисках подбитых машин. Протащить заявку на танковое пополнение через штабную бюрократию было непросто, если только нам не удавалось указать координаты подбитой машины по оперативным картам, записать ее серийный номер и оценить повреждения.

Когда масштабы повреждений были определены, следовало срочно определить, возможно ли вернуть машину в строй силами ремонтных мастерских боевой группы или ее следовало бросить, с тем чтобы позднее ею занялись механики с базовых складов. В последнем случае можно было затребовать новую машину в качестве пополнения. Если машина застревала на минном поле, нам приходилось ждать, пока саперы не проделают проход для тягачей-эвакуаторов. Если мин не было, подбитый танк сразу же отправлялся на СПАМ.

День за днем заполняя отчеты о боевых потерях, я подробнейшим образом изучил все слабые места нашего основного танка, М4 «Шерман». Познакомился я и с образцами вооружения и тактическими приемами, которые использовали против нас немцы. После заката я был обязан доставить в штаб ремонтного батальона дивизии отчет о боевых потерях за день. Этот штаб зачастую размещался в пятидесяти, а то и восьмидесяти километрах от передовой. Поскольку содержавшаяся в отчетах информация, попади она в руки врагу, могла нанести нам колоссальный вред, передать ее по радио было невозможно, и приходилось перевозить ее с курьером. Отчет и другие секретные документы я прятал вместе с термитной зажигательной гранатой в фанерной коробке, размещенной на заднем сиденье моего джипа. Если бы мы попали в засаду, гранату следовало подорвать, а машину бросить в надежде, что документы уничтожит огонь.

Пространство между передовыми колоннами боевой группы и тылом дивизии носило имя «провала», а поездка через этот «провал» называлась «проходом сквозь строй». За день танковая боевая группа обходила не одну вражескую часть. И поскольку наши пехотные части, следуя за боевой группой, нередко отставали от нее на день, а то и больше, то американских солдат между передовыми частями и тылом дивизии не оставалось. Было логично считать, что любые подразделения, с которыми мы могли столкнуться на ночной дороге, будут немецкими, поэтому ехать нам приходилось с исключительной осторожностью. Мы не могли даже включить фонарик или затемненные лампы, чтобы глянуть на карту. Дорожные развилки приходилось заучивать по карте наизусть еще днем.