Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини Страница 3

Король не любил фашистов. По его требованию сотни офицеров, посещавших их партийные митинги в военной форме, были уволены из армии или переведены в другие гарнизоны. Не далее как 7 октября он сказал военному министру:

— Я не хочу, чтобы такие люди находились в Риме. Примите меры для избежания опасности.

Однако одно из недавних событий выбило его несколько из колеи: фашисты проявили уважение к монархии.

23 августа в их газетах проскользнуло скрытное предупреждение: «Корона останется в неприкосновенности, пока не станет вмешиваться в наши дела».

20 сентября был даже сделан намек на лояльность: «Мы должны набраться мужества, чтобы быть монархистами».

И такое мужество было проявлено 24 октября на неапольском конгрессе, на котором было принято решение о марше на Рим: собравшиеся стоя приветствовали упоминание имени короля.

Контраст по сравнению с поведением республикански настроенных социалистов был очевиден. Король не мог забыть дня 1 декабря 1919 года, дня открытия заседания первого парламента после окончания войны. Когда он тогда вошел в помещение, где собралась палата депутатов Рима, сто пятьдесят шесть социалистов, входивших в ее состав, повскакали с мест с криками: «Долой его!» Затем, приколов в отвороты пиджаков красные гвоздики, символ социализма, они покинули зал с песней «Красный стяг».

А тут еще одно осложнение совсем запутало короля — соперничество кузена, пятидесятитрехлетнего Эммануила-Филиберто, герцога Аосты, бывшего командующего 3-й итальянской армией, отца Амадео II, будущего командующего итальянскими войсками в Восточной Африке. Месяц тому назад герцог проводил смотр фашистских сил в Мерано при исполнении оркестром гимна чернорубашечников, а вчера его видели в Бевагно, неподалеку от Перуджи, где он встречался с фашистским руководством. При этом он угрожал, что в случае необходимости обратится к армии с призывом о свержении короля, а это было бы шагом к развязыванию гражданской войны.

Король считал, что лояльность к нему армии можно не подвергать сомнению, несмотря на ее близость к бывшим солдатам в рядах чернорубашечников, однако возможный скандал мог бы сказаться отрицательно на престиже монархии в глазах всего мира. И все же он решил выслушать мнение главнокомандующего армией генерала Армандо Диаца, запросив его:

— Как поступит армия?

— Ваше величество, армия выполнит свой долг, но лучше не подвергать ее этому испытанию, — отрезвляюще ответил генерал.

Король понимал, о чем думал хитрый генерал. Ему было известно, что тот, ужиная на балконе префектуры Флоренции в тот же день, тепло приветствовал демонстрацию фашистов. Более того, девять вышедших в отставку генералов, не потерявших своего эмоционального влияния на армию, играли ключевую роль в разработке стратегии фашистского марша на Рим.

Девятью днями раньше один из них, генерал Эмилио де Боно, вместе с еще одним организатором марша, Цезарем Марией де Веччи, встретились с женщиной, которую король побаивался, — его матерью, непреклонной голубоглазой королевой Маргеритой. В гостиницу «Парк-отель», где остановились четверо фашистских лидеров для обсуждения вопроса о разделении Италии на двенадцать командных зон, пришло ее приглашение на обед на ее вилле. И королева-мать не стала скрывать своих симпатий. Когда, отобедав, они собрались уезжать, королева сказала:

— Желаю всяческих успехов в вашем предприятии! Я знаю, что ваши планы преследуют единственную цель — безопасность и процветание нашей страны.

С того дня она не переставала указывать сыну, в чем заключался его долг.

— Положение дел, — произнес король задумчиво, разрешив Факте уйти, — заслуживает самого серьезного внимания. Переговорим снова завтра.

Аудиенция продолжалась двадцать минут, но король так и не решил, что ему делать, из-за неясности собственных интересов. Смогут ли фашисты обеспечить безопасность короля и страны или же выиграет монархия, объявив чрезвычайное положение?

Генералу Амброджио Клериси не оставалось ничего другого, как самому пойти выполнять поручение. В 2 часа ночи в субботу 28 октября в длинных коридорах дворца, покрытых серой ковровой дорожкой, стояла мертвая тишина — даже посыльные короля разошлись по домам. Несколько минут тому назад сын короля был разбужен телефонным звонком премьер-министра Луиджи Факты. Ему во что бы то ни стало было необходимо переговорить с шефом Клериси генералом Артуро Читтадини, но тот не отвечал.

Поспешая по пустынным коридорам, Клериси вдруг остановился, заметив полоску света, пробивавшуюся под дверью покоев Читтадини. Войдя в комнату, он увидел старенького генерала, мирно уткнувшегося в какую-то книгу.

Клериси вкратце доложил сложившуюся ситуацию. Поскольку король не назначил другого премьер-министра, Факта, оставаясь у власти, проводил ночное заседание кабинета министров. В течение часа они выслушивали резкую критику генерала Эммануила Пуглизе, требовавшего «письменных распоряжений».

Пуглизе подчеркнул, что около 26 000 фашистов удерживаются на железнодорожных линиях севернее города всего 400 карабинерами.

— Дайте мне право, — яростно говорил он, — и армия восстановит порядок во всей Италии за несколько часов. Фашисты не войдут в Рим!

Нельзя было терять ни минуты: по всей Северной Италии чернорубашечники начали забастовку. В Кремоне, где королевская гвардия открыла по ним огонь, было убито семеро фашистов. Чернорубашечники Ровиго заняли правительственные типографии, намереваясь не допустить объявление чрезвычайного положения в прессе. В Перудже, Флоренции и еще шести городах они удерживали коммунальные учреждения — водопроводные сооружения, почту, телеграф, телефон.

Но Факта и его кабинет ожидали указаний, так как, судя по сообщениям из различных городов, например Сиены, в армейских казармах шла добровольная раздача оружия и боеприпасов фашистам.

Вдруг Клериси прервал свое сообщение, заметив, что телефонная трубка лежала снятой с рычагов. Однако когда он попытался ее поправить, начальник остановил его:

— Оставьте все как есть и сообщите Факте, что меня не нашли.

— Но, извините меня, правильно ли это? Читтадини ответил невозмутимо:

— Это — распоряжение его величества. Он желает, чтобы правительство занималось своим делом — но не возлагало ответственность за свои действия на него.

Король читал телеграмму со всевозраставшим недовольством. За высокими окнами его кабинета было еще темно, дождь продолжал омывать пальмы в дворцовом саду. Часы из золоченой бронзы, стоявшие на камине, показывали восемь часов утра. Прошло шесть часов с тех пор, как Факта пытался связаться с генералом Читтадини.