Дмитрий Язов - Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала Страница 3

Мы – А.И. Лукьянов, В. Ивашко, О.Д. Бакланов, А. Тизяков и я – вылетели из Крыма через 15–20 минут после президентского лайнера.

И вот поданы трапы. Я обратил внимание, что к каждому трапу поспешили крепыши из соответствующих спецслужб. Они приняли устрашающую стойку, пытаясь припугнуть кое-кого из именитых пассажиров. Первым к трапу направился В. Баранников. Оценив все эти маневры, я сказал сопровождающему меня полковнику П. Акимову, что мы подоспели к аресту.

– Не может быть, – возразил он, – от президента передали: вам назначена встреча в Кремле в 10 часов утра.

Спустившись по трапу, мы направились к зданию аэропорта. При входе в зал Баранников сказал Акимову: «Вы свободны», а затем мне: «А вас прошу пройти в следующий зал».

Вошли в небольшую комнату, где обычно размещалась охрана. Здесь к нам поспешил незнакомый человек с копной нестриженых волос на голове. Он довольно бойко представился: «Прокурор Российской Федерации Степанков Валентин Георгиевич!» – и спросил, есть ли у меня оружие. Затем объявил, что я арестован по подозрению в измене Родине в соответствии со статьей 64 УПК.

За дверями рычали автомобили. Люди из ведомства Баранникова выстраивали машины. Меня подвели к «Волге», толкнули на заднее сиденье между вооруженными автоматами Калашникова охранниками.

Наступила зловещая тишина. Темная беззвездная ночь давила на сознание: «Я арестован».

В. Крючкова арестовали минут на двадцать раньше. Он уже сидел в одной из машин, запрудивших весь проезд у боковых ворот аэропорта. А. Тизякова арестовали чуть позже. Мы долго сидели в машинах. Баранников витийствовал, продолжая «украшать» машины арестантами. Между «Волгами» с «изменниками» расставлял автобусы с курсантами Рязанской школы милиции. Я конечно же знал старинную русскую поговорку: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» – и вот наконец-то ощутил ее гнетущий смысл.

Я представил, что происходит сейчас в Баковке, на даче, где осталась моя супруга Эмма Евгеньевна. Она была закована в гипс и не могла передвигаться без посторонней помощи. «Там наверняка, – думал я, – собрались лучшие ищейки, идет грандиозный шмон». «Куй железо, пока горячо» – этим лозунгом руководствовалась рвущаяся к власти «волчья стая».

На снисхождение рассчитывать было легкомысленно. Поверженных политических противников принято добивать.

С 19 августа 1991 года эта «стая» фактически приступила к захвату всей полноты власти на общегосударственном уровне. Стороннику Ельцина Степанкову необходимы были улики, факты для обоснования ареста руководителей ведущей державы мира.

Наконец, колонна тронулась в путь. Вышли на Кольцевую дорогу, повернули на север. Сначала я ехал без фуражки… в салоне было душно, но вскоре, когда «Волгу» разогнали, в машине стало прохладнее, пришлось ее надеть. Это заметил следовавший за нами «наблюдатель», он быстро догнал нашу машину и, поравнявшись с нами, обратил внимание охранников на мою фуражку. «Не попытается ли он сбежать? Не подает ли фуражкой сигнал к побегу?» – очевидно, подумал этот бдительный страж.

Фары высветили целующихся прямо на обочине парня и девушку, рядом стояли два их обнявшихся велосипеда. Один из охранников сострил что-то в адрес парочки, и опять наступила гнетущая тишина. Колонна повернула на Ленинградское шоссе.

Дорога была мне знакома. В 1942 году по этой дороге мы – курсанты Московского Краснознаменного пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР – переезжали из Лефортовских казарм в летние лагеря на берегу красивейшего озера Сенеж под Солнечногорском.

Мысли перенесли меня в военное лихолетье, поближе к юности. Вспомнились Сибирь, Язово – мое родное село, Новосибирск, где начиналась моя служба.

Удары судьбы. Мысли. В эту ночь, пока мы ехали неизвестно куда, вся моя жизнь прошла перед моим мысленным взором, щемя сердце.

Путь к фронту

Враг подходил к столице. Московское Краснознаменное пехотное училище по решению Ставки Верховного главнокомандования направили на фронт в состав 16-й армии генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского. Командовал училищем генерал-майор С. Младенцев, а воевать курсантам пришлось вместе с 316-й стрелковой дивизией генерал-майора И.В. Панфилова.

Заместителя начальника училища подполковника Жебова вместе с заместителями командиров батальонов эвакуировали в Новосибирск. Фактически в ноябре 1941 года в Сибири училище предстояло воссоздать.

8 ноября мне исполнилось семнадцать лет, и я в очередной раз обратился в военкомат с просьбой направить меня на фронт. Чтобы не отказали, пришлось пойти на маленькую хитрость – приписать себе год. В деревне тогда паспортов не было, проверять долго не стали, и меня направили в Новосибирск в распоряжение начальника МКПУ[14].

Стояли сибирские трескучие морозы. Занятия шли в основном в поле, одеты мы были более чем скромно: бушлаты, ботинки с обмотками, хлопчатобумажные гимнастерки и брюки – и тем не менее не мерзли: терпели. Командирами отделений были фронтовики, выписавшиеся из госпиталей. Нагрузка была такая, что пот прошибал в самые морозные дни. Фронтовики были для нас олицетворением дисциплинированности и справедливости. От них мы многое узнали о настоящей войне, они-то и подготовили нас к принятию военной присяги. Недостаточно сказать: «Я клянусь быть честным», – надо было им быть.

Подъем в 6.00, зарядка на свежем воздухе. В декабре температура минус 40 градусов, чувствовали себя неуютно, но постепенно втянулись, и за полтора месяца мы, вчерашние школьники, превратились в молодых воинов.

Были среди нас и такие, кто, как и я, прибавили себе по году, а затем, расписавшись в своей беспомощности, ушли из училища. Мой же одноклассник Илья Юрченко, повстречавшись в Язове с моей сестрой Верой, поведал ей, как нам достается служба, так что через неделю она приехала «выручать» меня.

Встретились мы в выходной день, сестра передала мне гостинцы от домашних, поплакала, повздыхала, глядя на мою изрядно поношенную буденовку. Я как мог успокоил ее, сказав: из училища не уйду. Вера поведала мне, что Федора Никитича, нашего отчима, призвали в армию. Мать плачет – на ее руках осталось семеро несовершеннолетних детей, а Лизу, Лену и Веру мобилизуют для работы на военных заводах, которые вывозили из западных районов страны в Сибирь.

В декабре, когда враг под Москвой был разбит, прошел слух: скоро мы поедем в столицу. Естественно, мы радовались победе под Москвой и тому, что мы, необстрелянные курсанты-первогодки, направляемся в столицу.

И в самом деле, 14 января 1942 года нас погрузили в теплушки, и наш эшелон двинулся на запад. Ехали по бескрайним просторам Западной Сибири, по морозной Барабинской заснеженной степи, по обе стороны от состава полоскалась на ветру натянутая от земли до небес метельная простыня.