Державин - Олег Николаевич Михайлов Страница 3

За здравье ваше пьем!., и т. д.

Патриотизм Державина не закрывал, однако, от него и мрачных сторон русской жизни. Сын своего времени, он искренне выразил свои монархические чувства в оде «Фелица», где прославил Екатерину II как образец «просвещенного монарха». Но когда Екатерина приблизила Державина ко двору и сделала своим секретарем в надежде, что он станет ее постоянным придворным певцом и восхвалителем, в нем снова сказался его демократизм, который отличал его в юности. Картины придворной жизни, полной продажности и лицемерия, вызвали в Державине чувство живого протеста, и в его лирике обнаружилась новая черта — острая сатира, в основе которой опять-таки лежало отражение тех демократических тенденций русской жизни, о которых мы уже говорили.

Державин как-то сам сказал о себе, что он «горяч и в правде черт». Эта борьба за правду и лежит в основе его сатиры, в таких, например, крупных его произведениях, как «Вельможа», «Властителям и судиям». Рисуя картины человеческих унижений и страданий, Державин обращается со словами, полными негодования, к вельможе, который «несчастных голосу не внемлет».

Политическая, философская, военная, бытовая, интимная лирика в целом создавала благородный облик лирического героя поэзии Державина. Вступая на путь демократизации поэтического творчества, высоко подняв патриотическое начало своей поэзии, открыв доступ в поэзию новым поэтическим формам, Державин рисовал облик человека-гражданина, живущего одной жизнью со своей родиной и в то же время широко и полно проявляющего себя как личность. Пафос личности и вместе с тем пафос родины — основное содержание лирики Державина.

Но борьба за человеческую личность, патриотический пафос и сатира Державина при всей значительности идейного содержания его творчества оставляли в стороне наиболее существенное противоречие эпохи — крепостное право.

Выступив в русском литературном процессе как художник, который выводил искусство на пути к жизненной правде, Державин в то же время как бы разбивал это искусство на два потока. Один из них вел действительно к жизненной правде в изображении человека, был полон той заботы об общественном благе, которая так привлекала к Державину Рылеева:

Он пел и славил Русь святую!

Он выше всех на свете благ

Общественное благо ставил

И в огненных своих стихах

Святую добродетель славил.[2]

Здесь выразились наиболее прогрессивные, демократические черты творчества Державина.

Но в то же время Державину еще не хватает необходимой для подлинного художника-реалиста социальной зоркости в понимании явлений жизни. Вот эта двойственность Державина и делала его, с одной стороны, близким Рылееву, а с другой — реакционером из «Беседы любителей российского слова».

Державин выступил в острый, переходный момент общественного развития, и самое творчество его тоже имело в значительной мере двойственный и переходный характер.

Богатая и пестрая событиями биография Державина, кажется, представляет собой готовый сюжет для романа. Непрестанная цепь взлетов и падений, драматические повороты судьбы, конфликтные столкновения с вельможами и даже монархами — все это создает благодарную канву для беллетризации, хотя сам по себе такой подход и несет, несомненно, оттенок дискуссионности.

Автор книги о Державине, О. Михайлов, пошел по тому же пути, что и, например, эстонский писатель Я. Кросс в повести «Имматрикуляция Михельсона» (об активном участнике подавления пугачевского восстания) или В. Пикуль в своих исторических романах из эпохи XVIII века. Он как бы предоставляет говорить о себе самому времени, самим участникам давних событий и, конечно, прежде всего Державину. Однако в отличие от этих исторических беллетристов О. Михайлов придерживается в своем повествовании строгой документальности: в его книге нет ни одного вымышленного лица. Можно сказать, что элемент вымысла вынесен здесь на бытовую периферию.

Задача автора облегчалась тем, что к его услугам были не только многочисленные мемуарные свидетельства, не только монументальная биография Державина, созданная Я. Гротом, и переписка поэта с современниками, но и подробные «Записки», в которых Державин сам рассказал о своем жизненном пути («Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина»).

Однако это же обстоятельство ставило перед ним и новую трудную задачу: выбор повествовательной манеры, которая и не вступала бы в резкое противоречие с языком эпохи (ее документами, воспоминаниями современников и прежде всего самого Державина), и в то же время не переходила бы в нарочитую стилизацию.

В основном автор избрал план повествования, с которым следует согласиться: он в целом ориентируется на манеру речи современной эпохи, сохраняя все же за собой, так сказать, свободу речевого жеста в смысле включения — в случае стилевой необходимости, — и своего рода авторских отступлений, придающих языку повествования в целом не скованный одною только речевою мерой характер.

Конечно, большая или меньшая обоснованность этой смены, так сказать, авторских ключей повествования определяется в каждом данном случае общим характером повествовательного контекста, охватывающего столь обширную, сложную и противоречивую эпоху.

Перед читателем предстанет Державин в противоречиях его личности, в бедствиях необеспеченной юности и авантюрных попытках обогащения, в рискованных перипетиях борьбы с пугачевским восстанием (когда Державин едва не был захвачен восставшими крестьянами в плен и за голову его Пугачев объявил денежную награду в 10 тысяч рублей), в пору первых успехов в стихотворчестве и начавшегося возвышения по служебной лестнице, в борьбе с вельможами и отстаивании до конца своих взглядов перед Екатериной, Павлом и Александром I, в ореоле славы первого поэта России. Одновременно читатель познакомится с современниками Державина — его друзьями-литераторами В. Капнистом, Н. Львовым, И. Хемницером, И. Дмитриевым, увидит колоритные фигуры екатерининских вельмож — Г. Потемкина, И. Шувалова, А. Вяземского, встретится с великим полководцем А. Суворовым. Романизированная биография «Державин» была напечатана