Владислав Крапивин - Под созвездием Ориона Страница 3

Но опять же понесло меня в сторону, в филологию. А о чем я хотел?

Да! Сидя на совещании в «Урале», я думал, что начну очередные мемуары именно с этой ободранной комнаты на четвертом этаже.

Здесь в начале шестидесятых располагалась редакция «Уральского следопыта». Именно сюда я пришел летом шестьдесят второго, будучи оформлен «переводом» из «Вечернего Свердловска». Перейти просто так было нельзя – не вышел трехгодичный срок после распределения в университете. «Перевод» прошел на удивление гладко. Спасибо Вадиму Кузьмичу Очеретину, который тогда руководил «Следопытом».

Сейчас вспоминаю: до чего же хорошо тогда относились ко мне, «молодому прозаику», все, от кого зависела моя судьба! В «Вечерке» (где я поочередно был литсотрудником разных отделов) добродушно сказали: «Все равно он в рабочее время пишет в основном не репортажи о городских делах, а свои рассказы; ну и пусть уматывает в журнал». А в журнале уже поджидали, считали «за своего». И даже разразились по поводу моего прихода соответствующими виршами:

От «Вечерки», как от жутких пыток

Он бежал, Исетских вод гроза,

И в Уральском нашем следопыте

В.Крапивин подымает паруса.

А Владимир Николаевич Шустов (он вскоре стал главным редактором, сменив на этом посту Очеретина) внес уточнение:

От «Вечерки», как от жутких пыток

Он бежал в объятья следопыток.

Впрочем, любовь к истине требует отметить, что сей шедевр был создан не сразу, а через пару месяцев, к моему 24-летию, которое было отпраздновано в редакции.

То же пристрастие к точности требует от меня указать, что «пытками» свою жизнь в «Вечернем Свердловске» я не считал, хотя случалось «всякое».

Я благодарен газете за недолгую, но основательную журналистскую школу, за репортерскую выучку. А еще пуще – тем людям этой газеты, которые охотно читали и обсуждали мои литературные творения и порой печатали их. Особое спасибо заведующему отделом информации Феликсу Овчаренко, который дважды устраивал мне (тогда еще «нештатнику») вздрючки за опоздания при сдаче репортажей. Вздрючки были крепкие, зато с той поры я ни разу не провалил ни одного редакционного задания. И до чего же горько, что Феликс так рано умер из-за скоропалительной болезни…

Кстати, именно «Вечерка» сорок лет назад напечатала мой первый «настоящий» рассказ «Восьмая звезда», который потом вошел в книжку «Рейс «Ориона». И с этой даты – 17 октября 1959 года – я начал отсчитывать официальный литературный стаж.

Иногда я набираю знакомый, не изменившийся за сорок лет номер отдела информации – 51-65-34 – и звоню в «Вечерку» давним соратникам: Алику Чудиновских и Эдику Якубовскому. Вот позвонил и сейчас:

– Эдик, можно я помещу в своих бестолковых воспоминаниях твои стихи?

– ?

– Я только что нашел этот листок в старой архивной папке. Пометка – Свердловск. 26. 4. 62. Ред. Газеты «Веч. Свердловск». Надпись – Славе Крапивину с уважением…

– Ну-ка напомни…

Я напомнил. И теперь, с позволения Эдуарда Григорьевича, привожу здесь эти стихи. Как свидетельство того тревожного времени, когда беспрестанно шли речи о происках НАТО, когда мы, молодежь, то и дело находили в почтовых ящиках военкоматовские повестки, призывающие нас то на переподготовку, то на какие-то таинственные перерегистрации, и когда нарастали события вскоре разразившиеся «Карибским кризисом».

Тревога

Над лугом, где кидались мячиком,

Над группою березок тощих,

Два скоро-грозных перехватчика

Ловили ТУ-бомбардировщик.

Мы знали – это всё условно,

Хоть очень грозно и красиво,

И через час, сойдясь в столовой,

Враги закажут вместе пиво.

Но было что-то в этом вое

Такое, бьющее по нервам…

Я бросил мяч, прошел травою,

И на земле уселся первым

Пришел второй, четвертый, пятый.

Среди березок тощих, дохлых

Легли мы рядом, как солдаты,

Застигнутые криком «Воздух!»

Кстати, а что изменилось с той поры? Разве, что типы самолетов…

Да, газету я до сих пор вспоминаю добрыми словами.

И все же я был счастлив, оказавшись в журнале.

Началось славное «следопытское время». На работу можно было приходить хоть в десять, хоть в одиннадцать, хоть к обеду (а в случае чего, можно и вообще денек погулять). Лишь бы дело свое делал к назначенному сроку. Не то, что газета, куда, хочешь – не хочешь, а бреди раным-рано с тяжкой от недосыпа головой и начинай собирать по телефону ежеутреннюю информацию. В журнале – и суеты в сто раз меньше, и работа по душе, над рукописями рассказов и повестей. И вообще жизнь веселее. Часто шел как на праздник.

В редакции, насколько помню, только у главного редактора был свой кабинетик. Остальных объединяла э т а с а м а я комната. Здесь были и художественный редактор Александр Соломонович Асс, и зав. редакцией Эвелина Петровна Ермакова, и машинистка Валя Бабушкина, и корректор Галя Стороженко, и литсотрудник Лена Константинова, и шеф отдела прозы Лев Григорьевич Румянцев, и знаменитый краевед и эрудит Юрий Михайлович Курочкин. А еще – Александр Георгиевич Богачев, Стефан Антонович Захаров, писавший стихотворные «драмы» к каждому празднику и юбилею; и бородатый богатырь Евгений Григорьевич Ананьев – зав. отделом семилетки.

Для тех, кто не знает – «семилетка» это не школа с семью классами, а хрущевский план развития народного хозяйства, придуманный вместо традиционных пятилеток.

Евгений Григорьевич, кстати, незадолго до того был руководителем моей дипломной работы в УрГУ. Руководил своеобразно. Сказал: «Слава, я же тебя знаю, пиши спокойно свои рассказы, будет тебе пятерка за диплом». И больше не вмешивался до самой защиты. После защиты мы славно выпили у моей старшей сестры, на Уктусе, где я обитал в ту юношескую пору…

Надо сказать, что и редактор наш, больше отирался в «обществе», чем в своей клетушке. А еще – обязательно кто-нибудь из «заглянувших на минутку» собратьев по перу.

Работа работой, а общие разговоры не умолкали. Бывший артиллерийский разведчик Шустов порой рассказывал фронтовые истории. Лев Григорьевич непрочь был потолковать о загадках вселенной и гипнотизерах. Юрий Михайлович любил вспомнить мало известных в ту пору, а то и запрещенных писателей и поэтов. Однажды он дал мне листок с напечатанными на машинке стихами.

– Слава, мне кажется, это будет вам интересно…

Так я впервые прочитал гумилевских «Капитанов».

Иногда «трёп» становился веселым и шумным. Травили анекдоты. Порой, увы, такие, что Галя пряталась за стопки рукописей, Валя – за машинку, Лена прижимала к щекам растопыренные пальцы, а бедная Эвелина Петровна, давясь от возмущения и хохота выбрасывалась через дверь на лестницу, как десантник в парашютный люк…