Лидия Авилова - Переписка А. П. Чехова и Л. А. Авиловой Страница 3

Впрочем, бог с Вами. Защищаться от сплетен — это все равно что просить у жида взаймы: бесполезно. Думайте про меня, как хотите.

У меня только одна вина. Вот она. Когда-то я получил от Вас письмо, в котором Вы делали мне запрос по поводу идеи какого-то нестоящего моего рассказа. Будучи тогда с Вами мало знаком и забыв, что Ваша фамилия по иужу — Авилова, я забросил Ваше письмо, а марку прикарманил — так я поступаю вообще со всеми запросами, а наипаче же с дамскими. Потом же в Петербурге, когда Вы намекнули мне насчет этого письма, мне вспомнилась Ваша подпись, и я почувствовал себя виноватым.

Живу я в деревне. Холодно. Бросаю снег в пруд и с удовольствием помышляю о своем решении — никогда не бывать в Петербурге.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно преданный и уважающий

А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

29 апреля 1892 г. Мелихово

29 апр. Ст. Лопасня.

Уважаемая Лидия Алексеевна, отродясь я не писал стихов. Впрочем, раз только написал в альбом одной девочке басню, но это было очень, очень давно[5]. Басня жива еще до сих пор, многие знают ее наизусть, но девочке уже 20 лет, и сам я, покорный общему закону[6], изображаю уже из себя старую литературную собаку, смотрящую на стихоплетство свысока и с зевотой. Вероятно, под моей вывеской пишет однофамилец или самозванец. Чеховых много.

Да, в деревне теперь хорошо. Не только хорошо, но даже изумительно. Весна настоящая, деревья распускаются, жарко. Поют соловьи и кричат на разные голоса лягушки. У меня ни гроша, но я рассуждаю так: богат не тот, у кого много денег, а тот, кто имеет средства жить теперь в роскошной обстановке, какую дает ранняя весна. Вчера я был в Москве, но едва не задохнулся там от скуки и всяких напастей. Можете себе представить, одна знакомая моя, 42-летняя дама[7], узнала себя в двадцатилетней героине моей «Попрыгуньи» («Север», № 1 и 2), и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика — внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником.

Кончаю повесть, очень скучную, так как в ней совершенно отсутствуют женщина и элемент любви[8]. Терпеть не могу таких повестей, написал же как-то нечаянно, по легкомыслию. Могу прислать Вам оттиск, если буду знать Ваш адрес после июня.

Хочется написать и комедию[9], но мешает сахалинская работа.

Желаю Вам всего хорошего; главное — будьте здоровы.

Да! Как-то писал я Вам, что надо быть равнодушным, когда пишешь жалостные рассказы. И Вы меня не поняли. Над рассказами можно и плакать, и стенать, можно страдать заодно со своими героями, но, полагаю, нужно это делать так, чтобы читатель не заметил. Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление. Вот что я хотел сказать.

Искренно преданный

А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

12 февраля 1895 г. Петербург

Многоуважаемая Лидия Алексеевна!

Вы не правы, говоря, что я у Вас скучал бессовестно[10]. Я не скучал, а был несколько подавлен, так как по лицу Вашему видел, что Вам надоели гости. Мне хотелось обедать у Вас, но вчера Вы не повторили приглашения, и я вывел заключение опять-таки, что Вам надоели гости.

Буренина я не видел сегодня и, вероятно, не увижусь с ним[11], так как постараюсь завтра уехать к себе в деревню. Посылаю Вам книжку и тысячу душевных пожеланий и благословений. Пишите роман.

Искренно преданный

А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

15 февраля 1895 г. Петербург

15 февр.

Несмотря даже на то, что в соседней комнате пели Маркони и Баттистини[12], оба Ваши рассказа я прочел с большим вниманием. «Власть» милый рассказ, но будет лучше, если Вы изобразите не земского начальника, а просто помещика[13]. Что же касается «Ко дню ангела», то это не рассказ, а вещь, и притом громоздкая вещь. Вы нагромоздили целую гору подробностей, и эта гора заслонила солнце. Надо сделать или большую повесть, этак в листа четыре, или же маленький рассказ, начав с того момента, когда барина несут в дом.

Резюме: Вы талантливый человек, но Вы отяжелели, или, выражаясь вульгарно, отсырели и принадлежите уже к разряду сырых литераторов. Язык у Вас изысканный, как у стариков. Для чего это Вашей героине понадобилось ощупывать палкой прочность поверхности снега? И зачем прочность? Точно дело идет о сюртуке или мебели. (Нужно плотность, а не прочность.) И поверхность снега тоже неловкое выражение, как поверхность муки или поверхность песку. Затем встречаются и такие штучки: «Никифор отделился от столба ворот» или «крикнул он и отделился от стены».

Пишите роман. Пишите роман целый год, потом полгода сокращайте его, а потом печатайте. Вы мало отделываете, писательница же должна не писать, а вышивать на бумаге, чтобы труд был кропотливым, медлительным.

Простите за сии наставления. Иногда приходит желание напустить на себя важность и прочесть нотацию. Сегодня я остался или, вернее, был оставлен, завтра непременно уезжаю. Желаю Вам всего, всего хорошего.

Искренно преданный

А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

17 января 1896 г. Мелихово

17 янв. Лопасня, Московск. губ.

Многоуважаемая Лидия Алексеевна, я должен был неожиданно уехать из Петербурга — к великому моему сожалению. Узнав от Надежды Алексеевны, что Вы издали книжку, я собрался было к Вам, чтобы получить детище Ваше из собственных Ваших рук, но судьба решила иначе: я опять на лоне природы.

Книжку Вашу получил в день своего отъезда. Прочесть ее еще не успел и потому могу говорить только об ее внешности: издана она очень мило и выглядит симпатично.

После 20–25, кажется, я опять поеду в Петербург и тогда явлюсь к Вам, а пока позвольте пожелать Вам всего хорошего. Почему вы назвали меня «гордым» мастером?[14] Горды только индюки.

Гордому мастеру чертовски холодно. Мороз 20R.

Ваш А. Чехов.

Я сегодня именинник — и все-таки мне скучно.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

6(18) октября 1897 г. Ницца

6 окт.

Ваше письмо пошло из Лопасни в Биарриц, оттуда прислали мне его в Ниццу. Вот мой адрес: France, Nice, Pension Russe. Фамилия моя пишется так: Antoine Tchekhoff. Пожалуйста, напишите мне еще что-нибудь; и если напечатали что-нибудь свое, то пришлите. Кстати сообщите Ваш адрес. Это письмо посылаю через Потапенко.

Вы сетуете, что герои мои мрачны. Увы, не моя в том вина! У меня выходит это невольно, и когда я пишу, то мне не кажется, что я пишу мрачно; во всяком случае, работая, я всегда бываю в хорошем настроении. Замечено, что мрачные люди, меланхолики пишут всегда весело, а жизнерадостные своими писаниями нагоняют тоску. А я человек жизнерадостный; по крайней мере первые 30 лет своей жизни прожил, как говорится, в свое удовольствие.