Семен Гудзенко - Завещание мужества Страница 3

Вот и весь мой рассказ, ответ туристам-краеведам Думиничской одиннадцатилетней школы. Рассказ этот заведомо не полон и не может быть полным, потому что это только воспоминание о поэте, а все главное о себе сказал он сам в стихах.

1941–1943 гг. Стихи. Из записных книжек

…Продолжается битва

в дыму и пальбе.

Можешь мертвым в сражении лечь,

но не смеешь

ни строчки оставить себе,

ни удара сердца сберечь.

Память

Был мороз.   Не измеришь по Цельсию.Плюнь — замерзнет.   Такой мороз.Было поле с безмолвными рельсами,позабывшими стук колес.Были стрелки   совсем незрячие —ни зеленых,   ни красных огней.Были щи ледяные.   Горячиебыли схватки   за пять этих дней.Каждый помнит по-своему, иначе,и Сухиничи, и Думиничи,и лесную тропу на Людиново —обожженное, нелюдимое.Пусть кому-нибудь кажется мелочью,но товарищ мой до сих порпомнит только узоры беличьии в березе забытый топор.Вот и мне:   не деревни сгоревшие,не поход по чужим следам,а запомнились онемевшиерельсы.Кажется, навсегда…

1942

Перед атакой

Когда на смерть идут — поют,а перед этим   можно плакать.Ведь самый страшный час в бою —час ожидания атаки.Снег минами изрыт вокруги почернел от пыли минной.Разрыв —   и умирает друг.И значит, смерть проходит мимо.Сейчас настанет мой черед.За мной одним   идет охота.Ракету просит   небосводи вмерзшая в снега пехота.Мне кажется, что я магнит,что я притягиваю мины.Разрыв —   и лейтенант хрипит.И смерть опять проходит мимо.Но мы уже   не в силах ждать.И нас ведет через траншеиокоченевшая вражда,штыком дырявящая шеи.Бой был коротким.   А потомглушили водку ледяную,и выковыривал ножомиз-под ногтей   я кровь чужую.

1942

Отдых

Из боя выходила рота.Мы шли под крыши,   в тишину,в сраженьях право заработавна сутки позабыть войну.

Но у обломков самолетаостановился первый взвод.И замерла в песках пехотау красных   обожженных звезд.

…Осколки голубого сплававалялись на сухом песке.Здесь все:   и боевая слава,и струйка крови на виске,и кутерьма атак   и тыла,ревущая,   как «ястребок».

Нам отдых сделался постылыми неуютным городок.

1942

Сапер

Всю ночь по ледяному насту,по черным полыньям рекишли за сапером коренастымобозы,   танки     и полки.Их вел на запад   по просекампростой, спокойный человек.Прищурившись, смотрел на снеги мины находил под снегом.Он шел всю ночь.   Вставал из логарассвет в пороховом дыму.Настанет мир —   на всех дорогахпоставят памятник ему.

1942

Трава

Я не хотел опять о травах,но так всегда —   когда живу в Москве,я на неделю получаю правописать стихи   о ветре и траве.Ведь я в апреле снова прозеваюцветенье яблонь,   появленье трав.………. ………..Я опоздал к последнему трамваю,бродить Москвой придется до утра.Случайно   в палисаднике на Броннойувидел пятнышко травы,   и мнеего руками захотелось тронуть,как мальчику винтовку на стене.

1941

Первая смерть

Ты знаешь, есть в нашей солдатской судьбепервая смерть   однокашника, друга…Мы ждали разведчиков в жаркой избе,молчали   и трубку курили по кругу.Картошка дымилась в большом чугуне.Я трубку набил   и подал соседу.

Ты знаешь,   есть заповедь на войне:дождаться разведку   и вместе обедать.— Ну, как там ребята?..   Придут ли назад?.. —каждый из нас повторял эту фразу.Вошел он.   Сержанту подал автомат.— Сережа убит…   В голову…     Сразу… —

И если ты   на фронте дружил,поймешь эту правду:   я ждал, что войдет он,такой,   как в лесах Подмосковья жил,всегда пулеметною лентой обмотан.Я ждал его утром.   Шумела пурга.Он должен прийти.   Я сварил концентраты.

Но где-то   в глубоких     смоленских снегахзамерзшее тело   армейского брата.

Ты знаешь,   есть в нашей солдатской судьбепервая смерть…   Говорили по кругу —и все об одном,   ничего о себе.Только о мести,   о мести     за друга.

1942

Подрывник

К рассвету точки засекут,а днем начнется наступленье.Но есть стратегия секунд,и есть секундные сраженья.И то,   что может сделать они тол   (пятнадцать килограммов),не в силах целый батальон,пусть даже смелых   и упрямых.Он в риске понимает толк.Уверенно,   с лихим упорствомвступает он в единоборствос полком.   И разбивает полк.И рассыпаются мосты.И падают в густые травы,обламывая кусты,на фронт идущие составы.

И в рельсах, согнутых улиткой,отражена его улыбка.

1942

Баллада о дружбе

Так   в блиндаже хранят уюткоптилки керосиновой.Так   дыхание берегут,когда ползут сквозь минный вой.Так   раненые кровь хранят,руками сжав культяпки ног.…Был друг хороший у меня,и дружбу молча я берег.И дружбы не было нежней.Пускай мой след   в снегах простыл —среди запутанных лыжнеймою   всегда он находил.Он возвращался по ночам…Услышав скрип его сапог,я знал —   от стужи он продрогили   от пота он промок.Мы нашу дружбу   берегли,как пехотинцы берегутметр   окровавленной земли,когда его в боях берут.Но стал   и в нашем дележеснаи консервов на двоихвопрос:   кому из нас двоихостаться на войне в живых?И он опять напомнил мне,что ждет его в Тюмени сын.Ну, что скажу?   Ведь на войнея в первый раз   побрил усы.И, видно,   жизнь ему вдвойнедороже и нужней,   чем мне.Час   дал на сборы     капитан.Не малый срок,   не милый срок…Я совестью себя пытал:решил,   что дружбу зря берег.Мне дьявольски хотелось жить —пусть даже врозь,   пусть не дружить.Ну,   хорошо,     пусть мне идти,пусть он останется в живых.Поделит   с кем-нибудь пути,и хлеб,   и дружбу     на двоих.И я шагнул через порог…

Но было мне не сужденопогибнуть в переделке этой.Твердя проклятие одно,приполз я на КП   к рассвету.В землянке   рассказали мне,что по моей лыжне ушел он.Так это он   всю ночь     в огнеглушил их исступленно толом!Так это он   из-за буграбил наповал из автомата!Так это он   из всех наградизбрал одну —   любовь солдата!

Он не вернулся.   Мне в живыхсчитаться,   Но с кем я буду на двоихделить судьбу   с армейским риском?Не зря мы дружбу берегли,как пехотинцы берегутметр   окровавленной земли,когда его в боях берут.

1942–1943