Михаил Горбачев - Как это было: Объединение Германии Страница 3

На замечание Сталина, что в таком случае в состав Франции должны были бы быть включены Пфальц и Рейнлянд, де Голль ответил: «…Было бы хорошим решением, если бы Рейнская область была отделена от Германии и присоединена к Франции. Может быть, для северной ее части, то есть для бассейна Рура, следует установить другой режим – не французский, а международный. Что же касается Рейнской области вообще, то она должна быть отделена от Германии и присоединена к французской территории».

Спустя несколько дней в другой беседе, возвращаясь к этой же проблеме, де Голль вновь настойчиво подчеркивал: «Германский суверенитет не должен переходить через Рейн».

О необходимости территориальных перемен на европейском Западе в качестве гарантии от германской угрозы неоднократно говорили и другие официальные представители Франции. «Никакая система союзов, никакая организация безопасности не могут явиться достаточной гарантией, если мы оставим в центре Европы Германию, сохранившую свои прежние границы, сохранившую контроль над своими естественными богатствами и своим промышленным потенциалом», – подчеркивал, например, в своей речи на заседании Временной консультативной Ассамблеи министр иностранных дел временного правительства Франции Ж. Бидо.

Очевидно, что исключительно важную роль в ходе и исходе дискуссий относительно целостности будущей Германии играла позиция Советского Союза. Официальный подход советских властей к этой проблеме был изложен Сталиным в ряде выступлений.

3 июля 1941 года, обращаясь по радио к народу в связи с нападением Германии на СССР, он говорил: «В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки, в том числе и германского народа, порабощенного фашистскими заправилами».

В опубликованном 23 февраля 1942 года приказе Сталина, посвященном Дню Красной Армии, отмечалось: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством». В этом же приказе подчеркивалось, что у советских людей и Красной Армии «нет и не может быть расовой ненависти к другим народам, в том числе и к немецкому народу». Та же мысль присутствовала в обращении Сталина к народу 9 мая 1945 года в связи с капитуляцией нацистской Германии. «Советский Союз, – говорилось в этом обращении, – торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию».

Последующие документальные публикации несколько подпортили образ Сталина как последовательного сторонника единства Германии. Так, У. Черчилль, пытаясь смягчить негативное впечатление, которое произвела на европейскую общественность его первоначальная позиция в отношении Германии, привел в своих мемуарах, появившихся в 1950 году, следующую выдержку из отчета министра иностранных дел Великобритании А. Идена о переговорах с высшим советским руководством в Москве (декабрь 1941 года): «16 декабря Сталин изложил довольно детально, каковы, по его мнению, должны быть послевоенные границы в Европе, и, в частности, свои идеи относительно обращения с Германией. Он предложил восстановить Австрию как самостоятельное государство, отделить Рейнскую область от Пруссии в качестве самостоятельного государства или протектората и, возможно, создать независимое государство – Баварию. Он также предложил передать Восточную Пруссию Польше и возвратить Судетскую область Чехословакии…»

В сборнике документов Тегеранской конференции, опубликованном в США в 1961 году и содержавшем американский вариант протокольной записи переговоров, присутствует несколько ссылок на то, что, реагируя на англо-американские предложения расчленить Германию, Сталин выразил согласие с содержавшимся в них подходом.

В другом сборнике, посвященном уже Потсдамской конференции, также содержащем американскую версию, помещена справка, подготовленная помощником начальника штаба верховного главнокомандующего вооруженными силами США адмирала У. Д. Леги – Дж. Элси. В справке приводится информация, поступившая от У. Черчилля, относительно итогов англосоветской встречи, состоявшейся в Москве в октябре 1944 года. Согласно этой информации, беседуя с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом, Сталин выступил за создание южногерманской федерации со столицей в Вене, за отделение Рура и Саара от Пруссии и образование сепаратного государства в Рейнской области.

Советская версия официальных переговоров «большой тройки» излагает позиции своей делегации несколько иначе, чем американская. Согласно записи тегеранских бесед Сталин не ставил вопроса о расчленении Германии и тем более не высказывал предпочтения такому решению ни в варианте Черчилля, ни в варианте Рузвельта. На вопрос Черчилля: «Маршал Сталин предпочитает раздробленную Европу?» – последовал существенно иной, чем в американском варианте, ответ: «При чем здесь Европа? Я не знаю, нужно ли создавать четыре, пять или шесть самостоятельных германских государств. Этот вопрос нужно обсудить. Но для меня ясно, что не нужно создавать новые объединения» (явная критическая реакция на черчиллевскую идею создания Дунайской федерации с участием южногерманских земель. – М.Г.).

Поскольку те и другие документы были опубликованы в годы «холодной войны», когда ФРГ стала союзником по НАТО, нельзя исключать, что над ними были произведены манипуляции, призванные выставить в неблагоприятном свете позицию Советского Союза. Тем не менее и те и другие позиции поддаются логической реконструкции.

Очевидно, Сталин, учитывая сложные отношения в самой антигитлеровской коалиции, не хотел конфликтовать со своими партнерами еще и по вопросу целостности Германии и изредка подыгрывал своим собеседникам. Вместе с тем он считал необходимым периодически публично фиксировать свою позицию по вопросу германского единства.

Разумеется, жестокому и прагматическому политику сантименты были чужды изначально. Сталиным двигали безусловно понимаемые им устойчивые геополитические и исторические интересы России, а следовательно, и Советского

Союза. Если для Великобритании Германия всегда была главным конкурентом в борьбе за лидерство в континентальной Европе, для США – препятствием на пути достижения доминирования на европейском пространстве, для Франции – постоянной угрозой ее восточным провинциям, то Советскому Союзу она представлялась фактором внешнеполитического равновесия в Центральной Европе, противовесом чрезмерному англо-американскому влиянию на континенте. Но для того, чтобы сыграть эту роль, нужна была Германия, дружественно настроенная к СССР и миролюбивая – и в то же время достаточно сильная, чтобы проводить самостоятельную политику.