В изгнании - Феликс Феликсович Юсупов Страница 3

мужского портрета работы Веласкеса, выставленной в витрине книжного магазина. Охваченный неодолимым желанием увидеть оригинал, я расспросил книготорговца и узнал, что портрет принадлежал испанцу Леону Карвальо, владельцу замка Вилландри, расположенному в нескольких километрах от Тура. Я тотчас решил заехать туда на следующий день. К сожалению, поскольку мы должны были отправиться в дорогу рано утром, часы, когда замок был открыт для посещения, не совпадали с нашим графиком. Тем не менее я решил попробовать.

Было около семи часов утра, когда мы остановились у ворот замка Вилландри. Удивленный визитом в столь неурочный час, привратник спросил, есть ли у нас приглашение посетить замок, и, получив отрицательный ответ, отказался впустить нас. Но я проявил настойчивость, и он отправился искать управляющего. Тот оказался более покладистым и провел нас в картинную галерею, где я смог вдоволь полюбоваться портретом, ради которого приехал сюда. Вскоре в зал вошел и сам хозяин замка в просторном домашнем халате из красного бархата.

– Господа, я счастлив удовлетворить ваше любопытство, – сказал он, – но, поверьте, вы выбрали странное время для посещения.

Я представился и извинился за нашу бестактность.

– Я был не слишком любезен, – ответил хозяин, – о чем теперь сожалею, поскольку я рад познакомиться с вами.

Месье Карвальо любезно провел нас по всему замку Вилландри, который прежде был обезображен переделками, но теперь вновь обрел свой изначальный облик.

Но больше всего нас поразили сады, окружавшие замок. С высокой террасы мы восхищались их удивительным порядком и оригинальностью. Шпалеры, увитые виноградной лозой, стояли вдоль рвов с водой и вокруг грядок с пряными травами и овощами, расположенных на французский манер амфитеатром. Перед домом был разбит настоящий андалузский сад, напоминавший хозяину его родную Испанию, с розарием и самшитовой рощицей.

Когда мы прощались, месье Карвальо подарил мне на добрую память репродукцию с портрета, который привел меня к нему. Теплота оказанного нам приема рассеяла все сожаления о нашей неловкости.

В тот же вечер мы приехали в Биарриц. Страна басков, которую я видел впервые, сразу покорила меня. Но все же я не был намерен задерживаться там. Мне хотелось поскорее отвезти Ирину в Лондон, где мы решили поселиться. Во время этого краткого пребывания в Биаррице мы съездили в Сан-Себастьян – посмотреть на бой быков. Это зрелище, новое для меня, показалось мне одновременно и ужасным, и великолепным.

Несколько дней спустя мы уже были в Лондоне, в нашей квартире в Найтсбридже. Здесь мы узнали, что великая княгиня Ксения покинула Букингемский дворец и устроилась с детьми в особняке в Кенсингтоне.

* * *

В России к концу этого, 1919-го, года генерал Деникин, тесня большевиков, продвигался к Москве, а генерал Юденич наступал на Петербург. Увы, надежды, порожденные этими успехами белых армий, вскоре рухнули: генерал Юденич, достигший уже пригородов северной столицы, был разбит и в ноябре потерпел окончательное поражение. Со своей стороны, генерал Деникин был близок к соединению с Сибирской армией адмирала Колчака. Несколько кавалеристов деникинской армии, посланные в разведку, даже встретились с дозорными армии Колчака. Но когда связь двух армий, казалось, была почти установлена, большевики сумели этому помешать.

Ввиду весьма неопределенного будущего вставала насущная задача: спасти наших соотечественников-беженцев. По приезде в Лондон я установил отношения с графом Павлом Игнатьевым, президентом русского Красного Креста. Прежде всего надо было организовать собственные мастерские, чтобы дать работу беженцам, и поставлять Белой армии белье и теплую одежду. Любезная англичанка, миссис Лок, предоставила нам помещение на Белгрейв-сквер. А еще я заручился поддержкой графини Карловой, вдовы герцога Георга Мекленбург-Стрелицкого. Эта почтенная женщина, энергичная и умная, любезная и уважаемая всей русской колонией, сразу же согласилась возглавить наше предприятие. Нам помогали также оба моих шурина, Федор и Никита, и многие из наших английских друзей.

Наша деятельность вскоре расширилась – дом на Белгрейв-сквер не замедлил стать центром, куда обращались все эмигранты. И не только те, кто искал работу, но и другие, с проблемами более сложными, чем поиски средств пропитания. Но если наша деятельность расширялась, то средства оставались ограниченными, и резервы таяли, как снег на солнце. Я совершил турне по большим промышленным центрам Англии. Повсюду я встречал не только сочувствие, но и эффективную поддержку, так что результат моих поездок превзошел самые оптимистические ожидания. Серия благотворительных вечеров, организованная при поддержке наших английских друзей, также заметно пополнила кассу. Самым большим нашим успехом стала поставленная в Сент-Джеймском театре пьеса Толстого «Живой труп» с Генри Эйнли в главной роли. Этот великий артист не ограничился тем, что сыграл в спектакле, он обратился к публике с трогательным призывом и пригласил своих соотечественников прийти на помощь русским беженцам, их старинным союзникам.

С утра мы отправлялись на Белгрейв-сквер (как мы говорили, «в Белгравию») и проводили там весь день. Пока моя жена руководила работой дам, мы с графиней Карловой, сидя за большим столом, принимали бесконечный поток беженцев, искавших устройства, помощи или совета. Однажды мы даже приняли делегацию английских добровольцев, которые, желая отправиться воевать в рядах Белой армии, просили облегчить их отъезд в Россию – британские власти отказывались это делать.

Однажды среди просителей оказался некий маленький человечек, смешная походка которого сразу привлекла мое внимание. Он был худ, тщедушен и робок, с чудными, неловкими движениями, как у марионетки. Он держал голову слегка набок и все время улыбался хитрой и немного заискивающей улыбкой. Во всем его облике было что-то комическое и в то же время жалкое, вызывающее в памяти персонажей Диккенса или Достоевского. Он опустился на колени перед графиней Карловой, чтобы поцеловать ее руку, и то же самое проделал передо мною. Присев на краешек стула, который я ему предложил, он рассказал нам свою странную и грустную историю.

Буль – так называл себя этот странный персонаж. В его жилах текла русская, датская и английская кровь. В молодости он женился на девушке, которую любил, но несчастный случай, произошедший после помолвки, сделал этот брак по любви фиктивным: «Если желаете, – скромно прибавил он, – я могу сообщить подробности». Графиня Карлова незаметно толкнула меня ногой, призывая остановить его излияния.

Но я не послушал ее: «Продолжайте, – кивнул я, – подробности меня живо интересуют». Едва наш посетитель, ободренный таким образом, приступил к подробностям, графиня Карлова встала и вышла. В конце концов, Буль поступил к нам на службу и надолго стал своим человеком, роль которого в наших делах никогда точно не определялась.

* * *

Мы часто являлись с визитом в Мальборо-хаус к вдовствующей императрице, все еще жившей у сестры, королевы Александры. Эти датские