Максим Чертанов - Хемингуэй Страница 3

Исследователи, защищающие Хемингуэя от Линна, доказывают, что до середины XX века всех маленьких мальчиков одевали как девочек — «мальчиковой» одежды не существовало. В принципе это верно: посмотрите на детские снимки Льва Толстого или даже Владимира Высоцкого. Но если копнуть глубже, выяснится, что уже на рубеже веков мальчиков так одевали лишь до двух-трех лет, и только в платья, но не в женские головные уборы. Эрнест носил девичьи шляпки и терпел переодевания до пяти лет. Мать пыталась сломать в ребенке «мужское»? Да, так все и видится, если забыть о маленькой Марселине. Грейс переодевала не только мальчика девочкой, но и девочку мальчиком (что для того времени гораздо более странно); не только сына звала «доченькой», но и дочь — «сыночком». Из фотоальбомов видно, что «близнецы» обычно были девочками в доме, но мальчишками во время уличных игр и летом в Мичигане, где мальчишеская одежда была уместней. (Нет данных о том, как относились к этим переодеваниям Кларенс и старый Холл: возможно, не придавали значения.) А это значит, что мать стремилась не лишить сына мужественности, а сделать детей одинаковыми. Зачем?

Когда родился младший брат Грейс, все внимание родители отдали ему, а она оказалась «на обочине» — по ее мнению, этого бы не случилось, будь она и Лестер близнецами. И вот история повторилась: родилась дочь, через полтора года — сын. Грейс решила на свой лад восстановить справедливость. Она даже не отдала Марселину учиться, когда подошел ее возраст, а оставила на год дома, чтобы дети сидели в одном классе и продолжали считаться двойняшками, хотя к тому времени уже разнополыми. После этого Грейс, видимо, сочла, что все в порядке. Она родит еще трех дочерей: Урсулу (1902), Мадлен (1904), Кэрол (1911) — и сына Лестера (1915) и никого из них воображать близнецами не будет, что, кстати, повлечет обиды: Кэрол много лет спустя напишет, что ее рождением мать и отец были разочарованы, потому что она не мальчик, а Лестер — что его не любили, потому что он не девочка. Кстати, у Эрнеста Хемингуэя тоже будут рождаться дети не того пола, какого нужно родителям…

Не стоит преувеличивать ненормальность Грейс: конечно, она не считала, что ее дети на самом деле однополые. Она вела дневник, где об Эрнесте говорится как о мальчике; о чертах его характера, которые принято считать мужскими, она писала с восхищением, в Марселине же похвальными считались девичьи добродетели. Возможно, для Грейс не так важно было уравнять «близнецов», как привязать их друг к другу. И они долго были связаны, говорили и переписывались между собой на жаргоне, которого никто не понимал. Когда они повзрослеют и разлучатся, любовь постепенно перерастет в неприязнь со стороны Эрнеста: Марселина, на чьей «самоидентификации» переодевания не сказались, сделается самой «нормальной» из детей Кларенса и Грейс, и брат станет воспринимать ее как скучную даму. Но в первые годы жизни ближе нее у него никого не будет.

Итак, Эрнест родился: мать записала, что у него густые черные волосы, синие глаза, вес 9,5 фунта, рост 23 дюйма, громкий голос, красное лицо и он весь в дедушку, Эрнеста Холла. В октябре его окрестили Эрнестом Миллером: первое имя в честь отца Грейс, второе — ее дяди Миллера Холла, бизнесмена. Питер Гриффин, автор одной из наиболее враждебных к Грейс биографий Хемингуэя, утверждал, что в этом проявились доминантность «потрясающе глупой и бесчувственной» Грейс, ее ненависть к семье мужа и «навязывание» Эрнесту в качестве примера не отца, а дедушки. Грейс и правда обожала своего отца и навязчиво ставила его в пример, но нет никаких данных о ее конфликтах с семьей мужа, а назвали второго ребенка в честь материной родни лишь потому, что первенцу одно из имен дали в честь родни отцовой.

С малышом много нянчились, мать фиксировала все, что он сказал или сделал. Она писала, что мальчик старается ни в чем не отставать от Марселины; его руки сильнее, чем у сестры, он крепче, его единственный недостаток — много орет. Он рано начал говорить (первая осмысленная фраза была, если верить Грейс, «Я не знаю Буффало Билла») и петь, рос не по дням, а по часам, как сказочный богатырь: в два года, судя по фотоснимкам, выглядел пятилетним, в три, когда его спросили, чего он боится, завопил: «Ничего!» Ему и Марселине покупали одинаковые игрушки — кукол, чайные сервизы, — но, похоже, на «сексуальной самоидентификации» это не сказалось, ибо куклами он играл исключительно в войну. Он производил чрезвычайно много шума: сочинял и декламировал песенки в духе «Гайаваты», с грохотом носился по дому, убивая воображаемых львов и бизонов. Обожал придумывать прозвища (это у него останется на всю жизнь). Был ласковым, как теленок, постоянно лез к матери на колени, звал ее «конфеткой». К пяти с половиной годам Грейс перестала одевать его в девичьи платья и с гордостью записывала, что он — «настоящий маленький мужчина и помощник отцу». «Он носит подтяжки, совсем как папа… Считает до ста… Его музыкальный слух улучшается… Он обожает строить форты, собирает иллюстрации о русско-японской войне, любит истории о великих американцах, хорошо знает историю».

С трех лет Эрнест посещал занятия в обществе юных натуралистов «Клуб Агассиса», названном в честь известного ученого. Кларенс в студенчестве тоже был членом этого общества, а потом возглавил его оук-паркское отделение и обучал детей наблюдениям за природой. Сохранились письма, которые он присылал им из поездки в Европу в 1895 году: «Мои дорогие мальчики, если бы вы были здесь со мной, вооруженные блокнотом и карандашом, вам пришлось бы изрядно потрудиться. Вы должны были бы описать город Дуглас, расположенный на юго-востоке острова (Мэн. — М. Ч.), приблизительно в 75 милях от Ливерпуля, 94 от Дублина и почти 200 от Глазго. <…> Здесь в большом количестве растет гигантская фуксия — ее кусты, размером с сирень в Штатах, покрыты сотнями красных и фиолетовых цветков. Деревья — преимущественно береза, очень чахлая, бук, большой и ветвистый, и фруктовые деревья, похожие на наши. Дуб и вяз попадаются, но реже, чем у нас. Мне не удалось обнаружить ни бабочек, ни комаров. Зато здесь много черно-белых сорок, больших ворон, галок, ласточек, скворцов и кукушек. Вам будет интересно узнать, что коты острова Мэн почти бесхвостые». Под руководством отца Эрнест к четырем годам различал 70 видов птиц в определителе «Птицы Америки»; в пять дед Холл подарил ему микроскоп. Грейс записывала, что он «настоящий натуралист», «любит и знает все камни, деревья, ракушки, птиц и насекомых».

В Мичиган его впервые привезли в шестинедельном возрасте; если верить записям Кларенса и Грейс, в пятнадцать месяцев ребенок поймал первую рыбу, в два с половиной года научился стрелять из ружья, в четыре — из пистолета и тогда же совершал многокилометровые переходы с ружьем на плече. Мать записала, что в первый пеший поход на Валлонское озеро дети «прошли немного»; строка зачеркнута и над ней написано рукой Эрнеста (неизвестно, в каком возрасте): «Чепуха! Прошли 130 миль». Марселина от него не отставала. Позже Хемингуэй от своих жен будет требовать умения стрелять, ловить рыбу, водить машину и делать все, что положено мужчине — возможно, тут на нем сказалось «близнецовое» воспитание.