Глеб Бакланов - Ветер военных лет Страница 3

Полк двигался по Садовой к Можайскому шоссе, и я, сообразив, что нам придется пройти мимо дома на Смоленской площади, где жила моя семья, на мотоцикле обогнал полк, чтобы проститься с родными.

Короткое прощание, поспешные поцелуи.

- Береги себя, пиши чаще...

...Я сидел в штабной машине, закрыв утомленные предыдущей бессонной ночью глаза. Смотреть все равно было некуда. Колонна шла с потушенными фарами. Вдоль шоссе тянулись одинаково невидимые перелески, поселки и деревушки, не мелькало ни единого огонька.

Начало светать. Колонны машин, как одно огромное живое существо, двигались на запад, к еще далекой линии фронта. Потом тяжелый бег замедлился, ровный гул моторов и шум колес сменились относительной тишиной; раздались какие-то крики, взлетающие над общим не очень громким гулом голосов. Колонна стала. Я вышел из машины, чтобы узнать, в чем дело, прошел вперед и спросил встречного лейтенанта:

- Почему стоим?

- Трудно сказать. Может, так положено, по плану?..

- Да нет, - сказал кто-то сверху, - авария там.

На кабине одной из машин, приложив ко лбу пилотку на манер козырька, поднимаясь на носки и изо всех сил вытягивая шею, стоял молоденький светлоголовый командир с одним кубиком на петлице.

- А хоть какое-нибудь движение намечается там, впереди? - спросил я его.

Светлоголовый вытянулся еще больше и покачал головой:

- Что-то не похоже.

"Придется выезжать вперед", - решил я.

Оказывается, пересекая железнодорожный переезд, на порядочной скорости столкнулись несколько мотоциклистов. Четверо получили ранения и вместе с мотоциклами лежали на переезде. Вокруг суетились бойцы, пытающиеся оказать им первую помощь. Бледный высокий политрук, страдальчески кривя рот, убеждал толпящихся вокруг:

- Разойдитесь! Вы же мешаете притоку воздуха...

- В чем дело, товарищ политрук? - спросил я, входя внутрь живого кольца. Почему не ликвидируете пробку? Вы же тут старший.

Он слегка пожал плечами:

- Что же можно сделать? Ждем машины санбата.

Я немедленно распорядился, чтобы пострадавших осторожно перенесли в сторону, и, обращаясь к политруку, добавил:

- Организуйте расчистку переезда и немедленно начинайте движение колонны.

Политрук возмущенно вздернул подбородок:

- Возобновить продвижение, когда пострадавшим еще не оказана помощь? Вы забываете, что это живые люди, товарищ капитан. Это же бессердечие какое-то!

Теперь пришла моя очередь возмутиться. Сдержавшись, чтобы не закричать на излишне чувствительного политработника, я сказал как можно строже:

- Выполняйте приказ! - И, не оглядываясь, отошел.

- Разумно! - сказал кто-то за моей спиной. - Мало ли что может произойти, пока целый полк из-за четверых посреди дороги стоит. Может, из-за этого сотни где-нибудь гибнут, ожидая нашей помощи.

Стоя на обочине, я следил за тем, как на шоссе восстанавливался порядок. Вот первые машины пошли через переезд. Заурчали моторы, колонна дрогнула марш продолжался.

В это время подъехал командир дивизии Яков Григорьевич Крейзер, молча выслушал мой доклад. Широко расставленные глаза спокойно глядели со смуглого чисто выбритого лица.

Якова Григорьевича я знал еще с 1932 года, когда начал службу в армии рядовым бойцом Московской Пролетарской стрелковой дивизии. Я. Г. Крейзер тогда командовал нашим первым учебным батальоном. Он был великолепным командиром, и за успехи в боевой и политической подготовке подчиненных его наградили орденом Ленина.

Полковник Крейзер обладал всеми качествами, необходимыми командиру. Это был волевой, требовательный и очень справедливый человек. Отличное знание военного дела, организаторский талант, способность предусмотреть самые невероятные изменения боевой обстановки, умение быстро принимать решения в зависимости от меняющейся ситуации - все это вызывало глубокое уважение к нашему комдиву.

Я же не просто уважал и высоко ценил Якова Григорьевича. Я словно чего-то ждал от него. У меня все время было чувство, что человек этот готов к чему-то очень большому. Может быть, к личному подвигу. Или к разработке плана какой-нибудь гениальной военной операции. Короче говоря, на меня Крейзер с самого начала производил впечатление командира незаурядного, богато одаренного лучшими человеческими качествами.

Здесь, на обочине шоссе, он еще ничего не сделал, не сказал ничего особенно значительного. Но я почему-то понял, что сейчас началась новая, настоящая жизнь этого человека, что вот теперь Крейзер стал самим собой. Он же только спросил:

- Где Петров?

- Командир полка движется с авангардом - батальоном Шепелева, - ответил я.

- Не допускайте нарушений графика, - сказал комдив и уехал вперед.

Но вскоре над графиком марша нависла непосредственная угроза нарушения. На шоссе начали попадаться движущиеся навстречу нам, на восток, небольшие группы беженцев. Потом эти группы стали многочисленнее. Затем они начали сливаться в бесконечную колонну людей, бросивших свои дома и бежавших на восток от рабства, страданий, смерти.

Среди толпы беженцев то и дело мелькали пилотки и гимнастерки отбившихся от своих частей или вышедших из окружения красноармейцев.

Беженцы шли плотно, занимая значительную часть шоссе. Движение колонны катастрофически замедлилось.

Потом поток беженцев вдруг начал редеть. Они шли как-то более организованно, старались не мешать движению автоколонны. Проехав примерно с километр, я понял причину наступившего для нас облегчения. У небольшого перекрестка Яков Григорьевич Крейзер организовал нечто вроде контрольно-сортировочного пункта, через который проходили беженцы.

Сам Крейзер и несколько командиров штаба дивизии проверяли документы, быстро сколачивали группы людей, которым следовало идти в том или ином направлении, тут же на карте показывали им соответствующие маршруты и направляли по проселочным дорогам, освобождая шоссе для движущихся к фронту войск. Военных немедленно включали в отдельные подразделения, подозрительных задерживали.

Все делалось спокойно, деловито, уверенно, и люди охотно подчинялись. Исчезла судорожная, надрывная быстрота движений. На смену ей приходило сознательное, хотя и грустное подчинение суровой необходимости...

Наконец поступило первое донесение о противнике: фашисты на Березине, в районе города Борисов. Их сдерживает личный состав Борисовскою танкового училища под командованием корпусного комиссара И. З. Сусайкова.

Прямо с марша мы вступили в бой на берегах Березины. На участке от Борисова до Бобруйска кроме курсантов насмерть стояли части 100-й стрелковой дивизии и сводный отряд 4-й армии.

Еще совсем недавно эта полноводная река спокойно текла через неяркие луга Белоруссии. И вдруг она стала не просто рекой, а водным рубежом, закипела от разрывов снарядов, окуталась пеленой дыма, задышала горячо и тяжко.