Андрей Громыко - Памятное. Испытание временем. Книга 2 Страница 3

Однако правительство Народного фронта находилось у власти не долго. Оно просуществовало всего лишь около двух лет. Его глава известный деятель Социалистической партии Блюм проявил себя как истинный правый социалист. Его непоследовательность, оппортунизм в политике и трусость перед фашистской Германией, несомненно, облегчили Гитлеру задачу нанести Франции поражение в 1940 году. Бывшего главу правительства Народного фронта фашисты интернировали и отправили в Германию.

И вот тот самый Леон Блюм передо мной в советском посольстве в столице США.

– Я много читал о вас, – сказал я, – особенно о вашей деятельности во главе правительства Народного фронта.

Видимо, я высказался чересчур прямолинейно. Напоминание о Народном фронте, очевидно, собеседника не очень вдохновляло. Стало заметно, что ассоциации, связанные с событиями того времени, у него не положительные. Он не сказал ни слова о своих действиях в предвоенный период. Зато сразу же перевел разговор в другой ракурс. Блюм заявил:

– Прежде всего я хотел бы засвидетельствовать через советского посла свое уважение к великой стране Ленина, выстоявшей и одержавшей победу в борьбе против гитлеровской Германии.

Я ответил:

– Благодарю вас как француза и антифашиста за эти добрые слова.

Затем гость спросил:

– А вы представляете себе, какие грандиозные задачи стоят теперь перед Европой? И перед нашими странами?

И сам же стал отвечать на вопросы, рассказывая о величии этих задач. Но о роли США он упоминал только мимоходом и без каких-либо похвал по адресу этой страны.

Зато на разный лад и несколько раз повторил:

– Нам надо налаживать дружеские франко-советские отношения. Это – главное для Европы.

Со своей стороны я сказал:

– Советский Союз всегда стремился поддерживать хорошие отношения с Францией, хотя она порой платила ему черной неблагодарностью. Вы помните эти времена.

Блюм не старался возражать против этого, возможно считая, что к французским социалистам это не относится.

– Вы, – заявил я далее, – конечно же хорошо помните, какую гигантскую борьбу вел Советский Союз на фронте политики и дипломатии за улучшение отношений с Францией, за предотвращение грозящей катастрофы. Мы призывали Европу и весь мир взглянуть правде в глаза, а тогда только слепые не видели, как лихорадочно Германия готовилась к войне. К великому сожалению, к нашему голосу не прислушались. А ведь мы обращались к французам и из Москвы, и с трибуны Лиги Наций. Но Париж тогда оставался невосприимчивым к этим призывам.

Блюм не дал ответа на это высказывание. И по всему чувствовалось, что напоминание о предвоенной грозовой поре ему просто не нравилось.

Расстались мы с собеседником на дружественной нотке с выражением надежды, что время нам, возможно, подготовит дорогу к новым встречам.

Когда Блюм ушел, я попытался понять, что было главным в том, что он сказал мне в беседе. И пришел к выводу:

– А ведь главным, очевидно, являлось как раз то, о чем собеседник не говорил, а дал понять лишь косвенно. Он стремился показать, что как политическая фигура еще не списан в архив, что думает о налаживании отношений между СССР и Францией и желает, чтобы мы в Советском Союзе об этом знали.

Прошел год с небольшим, и в конце 1946 года Блюм вновь возглавил французское правительство. У власти он находился всего несколько недель. Если это правительство в чем-то себя и проявило, то разве лишь в том, что именно оно развязало жестокую войну в Индокитае, желая сохранить этот район в качестве колонии, хотя стрелки часов истории показывали уже иное время в развитии судеб народов Индокитая. Час пробил, и эти народы пошли по пути независимости и свободы.

К одному несмываемому пятну, довоенному, на политическом костюме Блюма прибавилось и другое, послевоенное. И на сей раз тоже относящееся к внешней политике Франции. Как будто какой-то злой рок опутал этого человека своей сетью, из которой он так и не смог выбраться.

Таким и запечатлелся в моей памяти этот французский деятель, никогда не понимавший и не понявший подлинного биения сердца Франции и ее народа.

Не могу не сказать об одном казусе, связанном с Блюмом, хотя он к тому времени уже умер.

Вскоре после того, как я возвратился в Москву из командировки в США и приступил к исполнению обязанностей первого заместителя министра иностранных дел СССР, мне довелось на одном из дипломатических приемов вдруг встретиться с… Блюмом. Он подошел и о чем-то заговорил со мной. Я в изумлении не удержался и спросил:

– Простите, с кем я разговариваю?

А про себя подумал: «Неужели информация о смерти Блюма была неверной и он сейчас стоит передо мной?»

Человек, к которому я обратился, видимо заметив мое удивление, спокойно признался:

– Господин Громыко, вы не первый, кто меня принимает за Леона Блюма. С такой путаницей я уже сталкивался не раз…

– Да, признаюсь, – мне пришлось сознаться, – я в самом деле собирался, заметьте – лишь собирался, принять вас за Блюма. Готов был даже тряхнуть головой: не сон ли это?

– Нет, это не сон, – ответил мой собеседник. – Я не Блюм, хотя очень и очень похож на него. Моя фамилия Бишофф. Как видите, лишь первые буквы совпадают. Я – австрийский посол в Москве.

Конечно, ни к каким инцидентам это сходство не приводило. Посол Австрии в Москве Бишофф исправно выполнял в СССР свои обязанности. Человеком он оказался положительным, понимавшим значение добрых отношений его страны с Советским Союзом. В их развитие он внес и свой вклад.

А я впоследствии, глядя на него, всегда вспоминал Вашингтон 1945 года и сидящего в Красной гостиной советского посольства смущенного Леона Блюма, которому вдруг напомнили о его неудачливом правительстве Народного фронта.

Шарль де Голль

Бывает иногда такое в некоторых странах: политики вдруг прозревают после катастрофы, когда на полях сражений уже обильно пролилась кровь людей. Так произошло и после Второй мировой войны во Франции. Те, кто определял ее политику в отношении СССР, пришли к выводу, что с нашей страной, покрывшей себя немеркнущей славой в битве с гитлеровской Германией, следует ладить и, более того, поддерживать добрые отношения.

Именно такую позицию занял выдающийся француз – Шарль де Голль, который, находясь в годы войны в эмиграции, официально возглавил французские силы Сопротивления. Франция де Голля пошла на заключение с Советским Союзом Договора о союзе и взаимной помощи. Правда, своей последующей политикой ее правительство фактически перечеркнуло этот договор. Во французских руководящих кругах верх взяла классовая солидарность с другими странами Запада, особенно когда Франция вступила в Североатлантический блок.