Валентин Пикуль - Интервью, мысли, записи Страница 3

В.П. — Когда-то Ю. Тынянов говорил: «Где кончается документ, там я начинаю». У меня все наоборот. Я почти не могу писать без документа, пусть даже незначительного.

Может, тем и объясняется внимание читателя к моим романам, что он ощущает в них наличие подлинного факта.

О своем стиле ничего сказать не могу. Стиль — это характер самого автора, самого человека…

ВОПРОС: Немного о творческом распорядке. Что могут означать слова «творческая дисциплина» по отношению к В.Пикулю?

В.П Пока не закончу работу, от стола не отрываюсь: нет ни праздников, ни выходных. Уже несколько лет все праздники встречаю за рабочим столом…

ВОПРОС: Что бы вы могли посоветовать молодому писателю, который взяв так называемую «трудную» тему, не угодил критике?

В.П. — Вопрос понял… Такому писателю я советую взять другую трудную тему и, если не угодит вкусу читателя, пусть берется за третью… Мнение критики не всегда совпадает со вкусом читателя…

ВОПРОС: Мы часто спрашиваем авторитетных людей о том, какая мысль должна быть сегодня главной, какому завету надо следовать молодежи, чтобы честь и в самом деле, не испачкать смолоду. Со временем из этого может сложиться своеобразная «книга назиданий». Какую мысль вы могли бы предложить для нее?

В.П. — Главное в человеке — это и в самом деле честь, а поддерживать свою честь надо не словами, а делом. Ненавижу в людях тщеславие, зато уважаю людей честолюбивых…

ВОПРОС: Какое из описанных вами исторических лиц наиболее вам симпатично, и наоборот?

В.П.— В молодости я любил поручика Карабанова (из романа «Баязет») и мичмана Вальронда (из романа «Из тупика»). Сейчас мои любимые герои — сильные личности: Исполатов (роман «Богатство»), Полынов (роман «Каторга»). Не люблю тех героев, которые мне не удались, а характеры их по каким-то причинам мною едва намечены…

ВОПРОС: Двадцатый век в большей части уже принадлежит истории. Есть ли в нем такой период, который вы бы хотели, как говорится, копнуть?

В.П. — Я уже копнул его достаточно. Можно вспомнить романы «Моонзунд», «Три возраста Окини-саи» «Крейсера», «Из тупика», «У последней черты»…

Сейчас буквально погружен в освоение трудного материала о Сталинградской битве.

ВОПРОС: Бытует мнение, что Пикуль весьма неохотно встречается с журналистами. С чем это связано?

В.П. — У меня нет времени для разговоров до такой степени, что не всегда удается поговорить с женой, к тому же я не сторонник того, чтобы имя писателя часто мелькало в печати — пусть это имя чаще повторяется при выходе новых книг…

ВОПРОС: Мне, как патриоту своей республики, хочется задать и такой вопрос: нет ли у вас в запасе сюжета из истории Казахстана?

В.П. — Вы знаете, есть. Сейчас у меня в работе историческая миниатюра, действующее лицо которой печально знаменитый генерал Анненков. Активно изучаю события, связанные с его черными делами на территории вашей республики, в частности — геройскую эпопею Черкасской обороны…

ВОПРОС: Ценители вашего творчества знают, что вы перенесли тяжелую болезнь. Как вы себя чувствуете сейчас? Продолжаете ли работать?

В.П. — После болезни врачи поместили меня в санаторий. Скажу, что на любой гауптвахте мне было бы веселее, нежели в санатории. Удивляюсь, что в них хорошего? Вернулся в подавленном состоянии и долго не мог оправиться именно после санатория. Мне там нечего было делать — это главное! Вернувшись домой, я поправился лишь тогда, когда снова оказался за письменным столом и начал писать. О болезни думаю тогда, когда оторвусь от работы. Именно труд — лучший лекарь. Больных я бы посылал не в санатории, а куда-нибудь на работу. Там бы они живо поправились…

ВОПРОС: Последний вопрос такой: любите ли праздники? Меняется ли со временем отношение к торжественным мелочам жизни?

В. П. — Праздники ненавижу, ибо они мешают работе. Несколько лет, как уже говорил, встречаю Новый год за рабочим столом. Если мне хочется создать праздничное настроение, я могу любой будний день превратить в праздник. Но, если говорить честно, то у меня есть только одни праздники — это когда поставлена последняя точка в романе и голова в такие моменты освобождается для восприятия новой темы. К каждой новой теме я подхожу в праздничном настроении…

УМЕРЕТЬ ЗА РАБОЧИМ СТОЛОМ

(Интервью В. Д. Рубцову. Газета «Труд». 1988 г.)

— Валентин Саввич, вы приближаетесь к тому возрасту, когда писатели имеют право на получение пенсии. Как вы к этому относитесь?

— А где и когда сказано, что литературный труд ограничен пределом, как труд шахтера или же лесоруба? Писатель может иметь молодость, но кто давал ему право, на писательскую старость? Самое лучшее и честное для писателя — умереть за рабочим столом, а пенсию пусть получает его семья. Наши писатели чересчур избалованы различными льготами: командировками, домами творчества, всяческими поблажками. Может, по этой причине они и пишут так мало? В среде литераторов появилась даже опасная тенденция: писать поменьше, а болтать побольше. За что же им пенсию выплачивать? За то, что всю жизнь болтали? Нет уж, пусть трудятся до гробовой доски, как это делали русские писатели былого времени… Что же касается лично меня, то я пенсионером быть не желаю!

— Что вас, как гражданина, сейчас волнует больше всего в недостатках нашего общества?

— Революция уничтожила дворянство как сословие, но теперь образовалось новое сословие, которое лучше всего называть паразитическим. У нас появились целые династии бездельников — бюрократов, живущих за счет народа. Папа с мамой всю жизнь начальствовали, сидя в отдельных кабинетах, их дети и внуки поверили в свою генетическую исключительность, и, глядя на своих родителей, они уже не мыслят жизни иначе, причисляя себя к некоей элите общества. Такие лоботрясы смолоду ищут, где бы полегче, где бы понаваристей, где бы им побольше получать и поменьше делать. Мне знакомый москвич недавно рассказывал, что в одном «элитном» доме лишь один юноша пошел служить в армию. А все другие остались дома, ибо чересчур важные папа с мамой добыли им разные липовые справки, дабы их благородные отпрыски избежали воинской повинности… Ну разве это не паразиты? Второе и третье поколения махровых чиновников уже не ведают, что такое честь, что такое гражданская доблесть и ответственность перед обществом.

— Валентин Саввич, в чем вы сами, как человек, как писатель, испытываете сейчас крайнюю необходимость?