Юрий Медведько - Густав Маннергейм за 90 минут Страница 3

Карьера начинается

Учился Маннергейм на удивление прилежно, все тяготы казарменного положения переносил стойко. Он с ожесточенным упорством боролся за хорошие отметки и по верховой езде, и по черчению карт, а по поведению у него было всегда только «отлично». Густав метил высоко, он рассчитывал после окончания училища попасть в гвардейский полк, а туда зачисляли только по оценкам. Но одного усердия для настоящей карьеры в русской армии было недостаточно — это Маннергейм усвоил быстро. Нужны были связи. Поэтому Густав мечтал попасть не просто в гвардейский полк, а в кавалергарды. Почетным командиром этого единственного придворного полка была императрица, которая знала всех офицеров по именам. Большие надежды возлагал Маннергейм и на свой рост — 1 метр 94 сантиметра. Почетный караул при дворе всегда набирали из самых рослых офицеров-кавалергардов. Кроме этого, его часто будут командировать на придворные рауты, где Густав и собирался приобрести известность.

Но сразу попасть в кавалергарды Маннергейму не удалось, и вместо придворных раутов, пышных столичных празднеств и бдений возле покоев императрицы он в мае 1889 года отправился на западные задворки Российской империи — в Польшу, в провинциальный городишко Калиш, где стоял Александровский драгунский полк.

Прибыв к месту службы, корнет Маннергейм начал с критических замечаний. Все у него вызывало презрение: командир полка — полное ничтожество, офицеры — сквернословы й стукачи, офицерские жены — низкого происхождения и с плохой репутацией. Сделав вывод, что возможности для общения равны нулю, Маннергейм занялся перепродажей лошадей. Правда, это была вынужденная мера, так как сумма всех расходов молодого офицера составляла около 130 рублей ежемесячно, а жалование выплачивали в размере 35–40 рублей.

Не забывал Маннергейм и о своей карьере, регулярно писал родственникам, напоминая о себе и своих нуждах. И не ошибся — за устройство его судьбы взялись родственники Маннергеймов, Скалоны. У них были хорошие отношения с императрицей. Баронесса Альфильд Скалон — крестная мать Маннергейма — поговорила с императрицей, и все устроилось.

В начале 1891 года Густав получил перевод в кавалергарды.

Блестящий кавалергард, его семья и его лошади

Кавалергардов называли «паркетными воинами», потому что в их обязанности входило развлекать дам высшего света, ездить по балам и посещать театры. А еще их именовали похоронных дел мастерами, так как они обслуживали погребение великих князей и генералов. Маннергейм идеально подходил для такой службы. Выправка, невозмутимость, чувство долга и рвение быстро привлекли внимание в высшем свете к его персоне. Маннергейма считали благонамеренным, но ограниченным, что и способствовало занятию хорошего положения в обществе.

Следующим шагом в его продвижении по карьерной лестнице должен был стать выгодный и с социальной, и с экономической точки зрения брак. И опять за дело взялась крестная Маннергейма — блистательная баронесса Скалон.

Она не утруждала себя долгими поисками, а определила в невесты Густаву Анастасию Арапову — довольно богатую, но не очень красивую девицу, с которой, кстати, Маннергейм был знаком. Одно время он проживал у своего приятеля Пьера Арапова, где жила и Анастасия с сестрой Софьей. Сестры остались сиротами после гибели своего батюшки — генерала Арапова, и их взял на воспитание брат генерала. Поговаривали, что Анастасия влюбилась в Маннергейма с первого взгляда. Баронесса Скалон сделала визит к жене дядюшки, и две дамы все порешили, благо, что невеста была согласна, а мнением жениха никто не интересовался. Маннергейм и не думал сопротивляться, слишком много сделала для него баронесса, но и пылкой страсти к своей невесте не проявлял. В то время его воображение было занято другим — лошадьми. Вот куда он направлял весь жар и пыл своей души. Маннергейм регулярно выступал на соревнованиях по конному спорту, а перед самой женитьбой в начале 1892 года он выиграл два первых места на соревнованиях в Манеже. Призы ему вручала сама императрица.

Маннергейм уже тогда всерьез подумывал о конном бизнесе, поэтому, сыграв свадьбу 2 мая 1892 года в Санкт-Петербурге, молодые тут же уехали в Москву, чтобы провести медовый месяц в Успенском, имении молодой супруги, расположенном в 14 километрах от первопрестольной. Барский дом насчитывал 44 комнаты — настоящий дворец с мраморными лестницами и старинной мебелью. Вокруг дома — огромный парк, превосходные конюшни. Все это великолепие Маннергейм решил срочно продать, чтобы купить другое имение в Курляндии, куда можно было бы добираться из Петербурга по узкоколейке. Это план ему удалось осуществить спустя два года.

В новом поместье Маннергейм построил молокоперерабатывающий заводик, затеял устройство пруда для разведения карпов, понастроил конюшен. За три года брака у Маннергеймов родились две дочки — Анастасия и Софья, а вот сын умер в утробе матери. Эта трагедия сыграла роковую роль в судьбе и без того расползающегося по швам брака. В 1897 году Маннергейм получил должность в управлении придворных конюшен. Назначение повлекло поездки по всей Европе. Отвечая за покупку, уход и обучение лошадей, Густав постарался изучить все иностранные конные заводы, породы лошадей, работы по их улучшению, родословные самых выдающихся животных. Маннергейм стал и торговцем, и конюхом, и наездником-дрессировщиком. Времени на семью почти не оставалось. И без того холодное отношение мужа да еще вечные его отлучки доводили Анастасию до нервных припадков. Стараясь привлечь внимание супруга, она начала флиртовать с другими мужчинами и делал это настолько открыто и целенаправленно, что в обществе за ней утвердилась репутация женщины легкого поведения.

К 1901 году брак окончательно распался, и Анастасия сбежала от мужа на Дальний Восток, где стала работать сестрой милосердия. Маннергейм интересовался судьбой супруги, выясняя через Красный Крест маршрут ее странствий. Через год она вернулась со сломанной ногой, но воссоединяться с супругом и не думала. Поправив здоровье, Анастасия Арапова, прихватив детей, уехала в Париж. В Россию она уже больше не вернулась.

Война с японцами

К 37 годам Маннергейм оказался у разбитого корыта: ни семьи, ни состояния — одни карточные долги. Доходы от должности командира эскадрона не могли покрыть всех расходов, а для конных состязаний Маннергейм был уже стар. Выгодные сделки не состоялись, а биржевой крах обнулил все накопления Маннергейма. Впоследствии он признавался, что в то время находился в таком подавленном настроении, что буквально каждый день приходилось заставлять себя жить дальше. При таком финансовом положении оставаться в Петербурге было уже нельзя — долги росли с каждым днем. И Маннергейм решает сбросить весь груз разом и начать новую жизнь — жизнь солдата. А солдат без войны — что рыба без воды. Благо как раз в это время на восточных границах Империи разразился военный конфликт. Как потом писал в своих мемуарах Маннергейм, война стала мощнейшим импульсом к началу новой жизни.