Пол Догерти - Александр Великий Страница 3

Во время веселого пира у Александра началась лихорадка, она продолжалась и на следующий день. Накануне он принес богам щедрую жертву и вместе с друзьями чествовал командующего флотом Неарха, вернувшегося из опасного похода в Индию. В планах Неарха был поход к берегам Аравийского полуострова. Александр ушел с пира, поддавшись настойчивым уговорам старого друга – Мидия из Лариссы. Мидий родился в Фессалии, отличался веселым нравом, умел польстить и всегда был готов присоединиться к веселой попойке в кругу приближенных друзей царя. Как свидетельствуют документы, болезнь Александра не остановила: вместе с Мидием он отправился на вторую пирушку. Лихорадка усилилась, и Александр переместился в императорскую купальню. Там улегся на берегу большого бассейна в надежде, что жар ослабеет. Неизвестно, взял ли тогда он с собой любимую книгу, «Илиаду», которую с детских лет держал при себе и знал почти наизусть: на ночь он клал ее под подушку вместе с кинжалом. Книга эта, исправленная Аристотелем, была для него такой ценностью, что он хранил ее в красивой шкатулке, которую в качестве трофея захватил из сокровищницы Дария, персидского царя царей. Александр сумел одержать победу над Дарием в битве при Гавгамелах за восемь лет до описываемых событий.

Александр полагал себя воином, равным описанным Гомером героям, вторым Ахиллом, которого считал своим предком по линии матери – Олимпиады из Эпира, пылкой молосски. Происходила она от Неоптолема, сына Ахилла, и его жены Андромахи, вдовы Гектора, плененной после падения Трои. Александр, как и все его современники, не сомневался в достоверности своей родословной. «Илиада» вдохновляла Александра: описанное Гомером сражение являлось в его глазах воплощением подлинной войны, а Ахилл – «самый грозный средь мужей» – идеалом, к которому он стремился. Только в «царстве Аида», приняв смерть от руки Париса и изведав скуку вечности, начинает Ахилл сомневаться в правильности принятого им решения и узнает, каково «быть царем мертвых». Речь об этом идет уже не в «Илиаде», а в «Одиссее», когда преисподнюю посещает Улисс.

Страдая от приступов лихорадки, Александр Македонский размышлял, должно быть, о «своих бессмертных устремлениях». Вспоминал предупреждение из «Илиады»: «Но приближается день твой последний» а может, и другие строки: «Должен он… от немощи тяжкой в оконечности в отеческом доме скончаться».[5] Александр, новоявленный Ахилл, и в самом деле серьезно заболел. Болезнь его развивалась так же, как и у друга Гефестиона, который сыграл в жизни Александра роль Патрокла. Гефестион умер годом раньше, в 324-м, в Экбатанах, столице Мидии, что в Северной Персии. Умер, несмотря на все молитвы и жертвоприношения Александра (см. гл. 7). Нравилось ли Гефестиону, как и Патроклу в «Илиаде», являться к своему царю из загробного мира? Напоминал ли он Александру о днях юности, что провели они вместе в роще, посвященной нимфам, возле Миезы, расположенной к югу от Пеллы, новой столицы Македонии? То было время приготовлений, Александр впервые тогда ощутил в себе те самые «бессмертные устремления» – pothos – глубокое, непоколебимое желание стать таким, каким был его герой Ахилл.

Глава первая

Бог

От малой искры часто до пожара

Людей язык доводит. Оттого

С друзьями в спор и не вступает

мудрый.

С самого начала приметы, предвещавшие появление бога, были столь явными, что сомнениям не оставалось места. Филипп Македонский – завоеватель земель между Грецией на юге и Балканами на севере – взял себе новую жену. Отогнал соперников от трона Македонии, собрал армию и, поглядывая на юг, задумал распространить свою власть на всю Грецию: к 357 году до н. э. она состояла из независимых мощных городов-государств. Главной целью Филиппа были Афины и Фивы – «очи Эллады». Столетняя война не погасила ревностного духа этих городов, но все же ни один из них не был силен настолько, чтобы утвердить превосходство над соперником или над другим городом-государством, таким как Спарта, Греки лелеяли мечту объединиться, как об этом поведал афинский оратор Исократ, они мечтали создать вдоль всего Геллеспонта братский союз государств, и первоочередная задача состояла в освобождении от персидского влияния греческих колоний, городов Малой Азии, таких как Эфес и Милет. Для этого требовалось покарать самопровозглашенного царя царей, правителя персидской империи, деспота Ксеркса, осмеливавшегося вторгаться в Грецию, разоряя города и подчиняя себе вольнолюбивых греков. Как и любые мечты, эти устремления были далеки от реальности. Греческие города-государства сотрясала политическая борьба между сторонниками демократии и олигархии. Если даже внутри полиса в результате компромисса и наступала гармония, то не прекращались междоусобицы между городами. Спартанцы одержали победу над Афинами и под рев труб снесли длинные стены Пирея и заставили афинян существенно сократить флот. Затем пришла в упадок и Спарта, а Афины, напротив, возродились после черных дней 404 года до н. э. Афиняне возвели новые стены, навели порядок на флоте, обновили гавани и арсеналы, а фиванское войско под городом Левктры в 371 года до н. э. нанесло чувствительный урон армии Спарты.

Пока греческие полисы пребывали в грезах, варварская Македония с ее богатыми природными ресурсами – лесами, лугами, тучными стадами, рыбными реками, залежами серебра и золота – расправляла мускулы. До сих пор македонским властителям было недосуг: разбирались с собственными племенными войнами. Внезапно этот период закончился, когда в 360 г. до н. э. в историю вошел Филипп, царь-воин. Титул царя Филипп фактически не использовал, по статусу он был скорее «первым среди равных» – главнокомандующий армией, успешный боевой командир, заслуживший преданность других македонских военачальников. Был он плотного сложения, с могучей грудью, густой бородой, любил женщин и пил неразбавленное вино. Филипп сразу же зарекомендовал себя амбициозным командиром. Носил шляпу с широкими полями и пурпурный плащ по моде македонских аристократов. Раскованные манеры, острый язык и чувство юмора сочетались с жестоким, необузданным нравом и гибким стратегическим умом. Он был прирожденным интриганом. Армия при нем добилась невиданных успехов, и в коннице, и в пехоте воины были обучены не хуже профессиональных наемников. Филипп постиг науку использования артиллерии при осаде города, усилил флот, подыскал для него надежные гавани. Однако главная военная сила македонцев заключалась в создании прекрасно организованной, отлично обученной фаланги сариссофоров[6] с их пятнадцатифутовыми сариссами, или копьями. Фаланга сражалась плотным строем и, словно молот, обрушивала удар по легковооруженным вражеским наемникам, стрелкам и пращникам. При этом фалангу поддерживали быстрые, хорошо организованные конные отряды, готовые в любое мгновение проникнуть в брешь, образовавшуюся в стане противника.