Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава Страница 3

Я чувствовал невыразимое сострадание к этому трупу. Но, рассказывая о нем жене, сказал: «Видимо, это сгорел человек, умерший до землетрясения». Я вынужден был сказать именно это, но, возможно, так и было на самом деле. Только я ненавидел себя за то, что из-за жены мне пришлось совершить насилие над своими собственными ощущениями.

V

Я благонамеренный человек. Но Кикути Кану, на мой взгляд, этого качества недостает.

Уже после того как было объявлено чрезвычайное положение, мы с Кикути Каном, покуривая, беседовали о том о сём. Я говорю «беседовали о том о сём», но, естественно, наш разговор вертелся вокруг недавнего землетрясения. Я сказал, что, как утверждают, причина пожаров – мятеж взбунтовавшихся корейцев.

– Послушай, да это же враньё! – закричал в ответ Кикути.

Мне не оставалось ничего другого, как согласиться с ним.

– Да, видимо, и в самом деле враньё.

Но потом, одумавшись, я сказал, что тогда, возможно, взбунтовавшиеся корейцы – агенты большевиков. Кикути насупился.

– Послушай, да это же в самом деле чистое враньё! – набросился он на меня.

Я снова отказался от своей версии (?).

– Может, и в самом деле враньё.

На мой взгляд, благонамеренный гражданин – это тот, кто безоговорочно верит в существование заговора большевиков и взбунтовавшихся корейцев. Если же, паче чаяния, не верит, то обязан, по крайней мере, сделать вид, что верит. А этот неотёсанный Кикути Кан и не верит, и даже не делает вид, будто верит. Такое поведение следует рассматривать как полную утрату качеств благонамеренного гражданина. Являясь благонамеренным гражданином и одновременно членом отряда гражданской самообороны, я не могу не сожалеть о позиции, занятой Кикути.

Да, быть благонамеренным гражданином дело нелёгкое.

VI

Я шел по пепелищу Маруноути. Вторично. Когда я был здесь в прошлый раз, во рву Бабасаки плавало несколько человек. Сегодня я посмотрел в сторону знакомого мне рва. Там громоздились остатки разрушенной в прах, будто истолчённой в металлической ступе, каменной ограды. Перепаханная земля была красной, как киноварь. На неразрушенной части дамбы остался зелёный газон, где всё ещё высились сосны. Сегодня во рву тоже было несколько обнажённых мужчин. И не потому, что ради каприза они решили поплавать голыми. Но в моих глазах обычного прохожего, в прошлый раз тоже, это выглядело точь-в-точь как купание, изображённое на картине одного западного художника. На этот раз картина была такой же. Хотя нет, в прошлый раз на берегу мочился один из рабочих. Сегодня я этого не увидел, отчего всё выглядело ещё более мирным.

Глядя на этот пейзаж, я продолжал свою прогулку. Вдруг из рва раздалось пение – я не ждал такого. Песня – «Милый моему сердцу Кентукки». Пел подросток – над водой возвышалась лишь его голова. Я ощутил странное волнение. Почувствовал, что во мне просыпается желание петь вместе с подростком. А тот беспечно продолжал. Но всё же песня в мгновение ока разрушила владевший мной дух отрицания.

Искусство – это жизненное излишество. Я действительно не могу не думать так. Но обычно человека делает человеком это самое жизненное излишество. Во имя величия человека мы должны создавать жизненные излишества. И умело преподносить его в виде огромных букетов. Творить буйство излишеств в жизни – значит обогащать её.

Я шёл по пепелищу Маруноути. Перед моими глазами стояло бушующее пламя и все, что не могло сгореть в нем.

ДНЕВНИК ВЕЛИКОГО ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ

25 августа

Вместе с Итиютэем вернулся из Камакуры. На станцию проводить нас пришли Кумэ, Танака, Суга, Нарусэ, Мукава. Прибыли в Симбаси примерно в час. Взяли с Итиютэем такси и посетили Эдо Когэнсо, находившегося в больнице Сэйрока. Когэнсо уже почти выздоровел и забавлялся, рисуя картины маслом, иногда встречался с Кадзама Наоэ. Больница Сэйрока достойна всяческих похвал – прекрасное оборудование лечебных кабинетов, красивая форма медсестёр, сверкающая чистота. Через час снова взяли такси, я проводил Итиютэя и только в три часа добрался до Табата.

29 августа

Жара ужасающая. Я уж подумываю снова уехать в Камакуру. Вечером стало зябко. Померил температуру – тридцать восемь и шесть. Попросил вызвать Симодзима-сэнсэя. Надо кончать с авантюрами – путешествиями, женщинами. Все немного простужены – мама, тётя, жена, дети.

31 августа

Понемногу выздоравливаю. Читаю в постели «Сибуэ Тюсай». Перечитывая, чтобы подчистить, «Бататовую кашу», вспомнил, как Кумэ насмехался надо мной за выражение, «почти полностью». Теперь, читая «Сибуэ Тюсай», вижу, что и Огай-сэнсэй употребляет «почти полностью». Могу себе позволить посмеяться над ним.

1 сентября

Примерно в полдень, поев хлеба с молоком, решил выпить чаю, и тут началось землетрясение. Вместе с мамой выскочил из дома. Жена побежала на второй этаж за спавшим там Такаси, тётя, стоя у лестницы, всё время звала жену и Такаси, наконец из дома выбежали жена и тётя с Такаси на руках, и тут мы обнаружили, что нет отца и Хироси. Снова послали в дом служанку, она вылетела с Хироси на руках. Тут из заднего дворика появился и отец. Дом ходил ходуном, бежать куда-то было немыслимо. С крыши летела черепица. Когда через некоторое время страшные толчки утихли, поднялся ветер, бивший в лицо. Казалось, это облегчённо вздыхает земля. Осмотрев вместе с отцом дом снаружи и изнутри, мы обнаружили, что весь ущерб свёлся к осыпавшейся с крыши черепице и поваленному каменному фонарю.

Меня пришёл навестить Энгэцу До. Он был, конечно, несколько удивлен моим спокойным, невозмутимым видом. Пересиливая слабость, вместе с Энгэцу До пошёл навестить приятелей, живших по соседству. На обратном пути, проходя по району красных фонарей на улице Симмэйтё, я насчитал несколько разрушенных жилых домов. Я стоял у моста Цукимибаси и смотрел вдаль, на токийское небо – оно было какого-то грязного цвета, отовсюду поднимались языки пламени и дым. Вернувшись домой, я из осторожности не стал включать электричество и, боясь, что в доме мало еды, решил выйти и купить свечи и американские овощные консервы.

Вечером снова дошёл до Цукимибаси, где живет Энгэцу До; токийский пожар разгорается всё сильнее, казалось, видишь множество пылающих печей. Немало людей в Табата, Нипори, на Ватанабэтё, вытащив из дому стулья и татами, собираются спать прямо на улице. Вернувшись домой, сказал своим, что ещё раз такое страшное землетрясение повториться не должно, и уговорил их лечь спать дома. Не пользуясь электричеством и газом, я открыл дверь на втором этаже – небо было багровым,