Михаил Колесников - Дипонегоро Страница 3

В порыве гнева генерал-губернатор хотел распечь первого министра за пренебрежение этикетом, но потом, по-видимому, решил воздержаться до поры до времени. Ведь Мангкубуми Суварги был тем, кого по-явански называют «мусух далам селимут» — «врагом в одеяле», скрытым недругом компании, и с ним надлежало вести себя осмотрительно. Как рассказывали, даже своего любимого попугая первый министр научил выкрикивать: «Бей мачанов! Бей тигров!» А, как известно, тиграми яванцы презрительно величают голландцев, всех иноземцев-захватчиков.

Выдержка покинула ван Имхоффа на представлении, которое устроил коварный Мангкубуми в честь высокого гостя.

Первый министр постарался на славу. Огромную площадь огородили высоким бамбуковым, частоколом. Для генерал-губернатора построили специальную ложу. Ложу усыпали орхидеями и красными лотосами. Десятки фонтанов и фонтанчиков освежали воздух. Дымили благовониями курильницы, — пылали факелы, гремели барабаны.

Потом барабаны умолкли. Лишь нежно позванивал священный гамелан «Киай Секати», перенесенный по случаю торжества из главной мечети во дворец.

На помосте, увитом гирляндами цветов, появились придворные танцовщицы в зубчатых коронах и одеждах, расшитых золотом и жемчугом. Одурманенные чадом тлеющих трав, танцовщицы двигались будто в полусне. Плавно, меланхолично вздымались их руки, покачивались тонкие, гибкие тела. Ритм танца ускорился, когда на помост выпорхнула резкая, порывистая Шриканда с луком и колчаном со стрелами. Теперь разыгрывалась древняя сцена, изображающая извечную борьбу добра и зла.

Внезапно танцовщицы с воплями бросились кто куда: на площади — алун-алун показался крупный королевский тигр. Он жмурился от яркого света, принюхивался к незнакомым запахам. Попугай Буюнг, сидевший на плече первого министра, неожиданно закричал: «Бей мачанов!» Служки выпустили из клетки дикого буйвола — бантенга. Тигр, завидя врага, сразу же ринулся в атаку. Но черно-бурый бык легко отбросил его мощными кольчатыми рогами. Королевский тигр изменил тактику. Теперь он стал осторожно подкрадываться к буйволу. Бантенг стоял, выгнув шею и угрожающе покачивая рогами. И вдруг он побежал, в несколько прыжков настиг тигра и сильным ударом подбросил его высоко в воздух…

Веснушчатое лицо ван Имхоффа мрачнело все больше и больше. Вот истекающий кровью, ревущий королевский тигр, волоча вывалившиеся внутренности, уполз в угол изгороди. Принц Суварги подал знак — и к быку подпустили нового тигра. Через несколько минут его постигла та же участь. Третий тигр пытался сбежать, но служки стали подгонять его копьями. А попугай Буюнг надрывался: «Бей мачанов! Бей тигров!..»

Ван Имхофф, кипя от негодования, поднялся, подошел к принцу Суварги и ударил его по лицу.

— Взять мятежника!

Офицеры охраны бросились к первому министру. Суварги выхватил крис и вонзил его по самую рукоять в грудь голландскому лейтенанту. Нанося удары направо и налево, Суварги пробился к воротам дворца. Здесь его уже ждали лошади. С горсткой верных людей он ускакал в горы. Случилось это в 1749 году.

К пещере Лангсе на берегу Индийского океана, где обосновался Мангкубуми Суварги, каждый день стали прибывать отряды вооруженных всадников, толпы крестьян с крисами и копьями. Ява поднялась.

Освободительное восстание Мангкубуми захватывало все новые и новые области. Пламя перанг са-била — священной народной войны против голландцев — перекинулось с Центральной Явы на крайний запад, в султанат Бантам. Крестьяне с боем брали один голландский форт за другим и подошли к главной цитадели Ост-Индской компании — Батавии. Впервые в своей жизни беспощадный ван Имхофф растерялся. Великая Нидерландская империя в Юго-Восточной Азии оказалась на краю гибели. В довершение ко всему неожиданно умер сусухунан — «султан султанов» Паку Бувоно II. Перед смертью «султан султанов» приказал своим слугам совершить два дела: свернуть голову попугаю Буюнгу и срубить свадебный варингин, который Суварги перенес в свое время из Картасуры в Соло. Варингин срубили. А попугай таинственным образом исчез. «В моем дворце заговорщики! — кричал Паку Бувоно. — Это они отравили меня…» Последними словами его были: «Я отдаю Матарам голландцам…»

Наследников у Паку Бувоно не осталось. Матарам в самую критическую минуту остался без законного правителя. Пришлось срочно отыскивать человека, который согласился бы надеть на голову тяжелую корону «султана султанов». Такой человек в конце концов нашелся, и компания провозгласила его новым сусухунаном Паку Бувоно III. Это вызвало ярость матарамских вождей, и они все дружно перешли на сторону Суварги. Никто не хотел признавать голландского ставленника, никто больше не желал подчиняться компании. Общий деван правителей княжеств Явы провозгласил принца Суварги единственным законным сусухунаном Матарама.

Когда весть об этом дошла до ван Имхоффа, генерал-губернатор скончался от разрыва сердца.

После двух лет упорной борьбы Суварги в сражении на реке Боговонто разбил войска компании и собственной рукой снес голову голландскому командующему генералу де Клерку…

Да, голова де Клерка скатилась с плеч, а Суварги брезгливо отшвырнул ее ногой в траву. Де Клерк, как и все голландцы, считал спиртные напитки единственным лекарством от всех тропических болезней. Его узкая лысая голова воняла ромом.

Отряды Суварги заняли почти все провинции Северного побережья, Центральную Яву. На Восточной Яве поднялись балийцы. Запад находился в руках бантамцев, которыми руководили отважные вожди Киай Тяпа и Рату Багус. Киай Тяпа со своим войском предпринял длительную осаду Батавии. В «столице тропиков» началась паника. Голландские чиновники с семьями спешно покидали восставший остров, а в море их топили боевые корабли корсаров. В самой Батавии начался голод, вспыхнула эпидемия холеры.

Восемь лет длилось восстание. Это была самая разрушительная война из всех, какие только приходилось вести Ост-Индской компании. Голландцы потеряли почти все войска. Торговля прекратилась. Долг компании возрос еще на несколько миллионов гульденов.

В таком плачевном состоянии принял дела новый генерал-губернатор Якоб Моссель. Якобу Мосселю были чужды прямолинейность и грубость ван Имхоффа. Может быть, поэтому ему и удалось продержаться на посту генерал-губернатора свыше десяти лет. Его предшественников обычно отзывали в Гаагу через три-четыре года. «Ван Имхофф не обладал государственным умом, — сказал Моссель, — он был слишком мелочен, скуп на обещания, плохо знал психологию туземцев, зажимал в кулаке мелочишку, а терял миллионы. Государственный ум — это совсем другое…»